Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении

Они встречались уже однажды в этом же кабинете, месяца полтора назад. Особое совещание министров вынесло постановление «о недопущении собраний в высших учебных заведениях». А на другой же день после этого состоялся совет профессоров Электротехнического института под председательством Попова и решил по-своему: «Совет признает, что он не имеет не только возможности, но и нравственного права препятствовать устройству публичных собраний в помещениях института». Прямой вызов государственным установлениям! Совет профессоров потребовал еще свободы слова и неприкосновенности личности, немедленного созыва Учредительного собрания, отмены смертной казни и амнистии политическим заключенным. Каждое из этих требований равносильно преступлению в глазах министра. «Нравственное право!..» — это выражение Дурново повторял тогда с особо злой иронией, он, всемогущий министр, знающий в своих действиях только одно право: право власти и принуждения.

Спустя несколько дней еще новый случай. Из окна третьего этажа института был вывешен большой красный флаг с надписью крупными белыми буквами: «Да здравствует демократическая республика!» Флаг провисел почти два дня. Департамент полиции донес об этом, конечно, в министерство внутренних дел не без намека: смотрите-ка, что у вас творится в собственном ведомстве! Что же должен был испытывать министр!

А что Попов? Разве он как-то разделял идеи, побуждения некоторых студентов? Он был далек от всего этого. И не оправдывал их крайних поступков. Даже жалел: все эти события отвлекают от занятий, от науки. Но у него были свои взгляды, свои устои… И в ответ на требование Дурново — как собирается Попов осуществлять в подобных случаях свою власть директора — он, Попов, выпрямился в кресле посетителя и коротко сказал:

«Как подскажет совесть, ваше превосходительство».

Дурново это, конечно, тоже запомнил.

А сейчас, по его мнению, дело приняло уж совсем опасный оборот.

— Вы знаете, что в вашем институте орудуют большевики? — спросил министр, зачем-то понижая голос.

— Подобное расследование не входит в обязанности педагогического совета или директора, — ответил Попов. — Сия привилегия принадлежит другим лицам.

— В том и беда, что вы считаете, будто все это вас не касается! — резко заметил министр. — Между тем в ваш институт проникла рука их главаря. А может быть, и сам он. Ульянов-Ленин. Вы слышали?

Министру доносили, что Ленин, вождь большевиков, вернулся из эмиграции в Россию, что, возможно, он скрывается где-то в районе Электротехнического института и тайно выступает на собраниях. Полиция его разыскивает.

— Мне ничего об этом не известно. И не может быть известно, — подчеркнул Попов.

Он не знал, конечно, что Ленин трижды за короткий срок бывал в институте, делал нелегально политические доклады на местных партийных собраниях, что его устраивали на ночевку и дневное жительство то в студенческих комнатах, то в подвальном помещении, то в небольшой комнатке за первой аудиторией, куда ведет дверца, скрытая за грифельной доской.

Власти догадывались, но…

— Мы должны ввести полицию в институт. Покончить с крамолой, — заявил министр.

— Это невозможно, ваше превосходительство.

— Как — невозможно?

— Это противоречит уставу учебных заведений. Соблюдение законности…

— Законности! — прервал Дурново. — А ваши бунтовщики соблюдают законность? Устав запрещает политическую деятельность в стенах учебных заведений.

Вдруг министр слегка наклонился вперед к собеседнику и проговорил более мягко, почти доверительно:

— Мы не собираемся действовать грубо. Направим в институт сыскных агентов. Негласно. Для наблюдения.

— Вы предлагаете мне сделку, ваше превосходительство? — ответил Попов, меняясь в лице.

— Вы выражаетесь довольно странным образом, — снова обдал его холодом министр. — Государство просит у вас помощи… Только и всего. Пустяк!

— Вы этого не сделаете, ваше превосходительство, — глухо произнес Попов.

— Почему же, позвольте вас спросить? — притворно поинтересовался министр.

— Потому что я, как директор, не дам на это согласия.

— Вы! — вскрикнул министр. — Вы отдаете себе отчет, милостивый государь, что вы говорите?

— Вполне, ваше превосходительство. Право и закон на моей стороне.

— Ага! Оказывается, вы главный их потатчик! И мы вас…

— Ваше превосходительство, я не обязан выслушивать оскорбления! — Попов поднялся из кресла и направился к выходу.

— Все равно! Я вас заставлю!.. — крикнул ему вдогонку министр, в ярости ударяя по столу.

…Домой на свою профессорскую квартиру Александр Степанович вернулся сам не свой, бледный, с трудом выговаривая слова. К обеду все же попытался сесть со всеми. Но не мог есть. Сказал, что устал, болит голова.