Второе дыхание

Зачем он сюда явился? Кто его понуждал? А если и в самом деле никто ничего не знает, ни о чем не догадывается?! Но если вот так же он будет торчать у всех на глазах...

Старший сержант вскочил. Стараясь ступать осторожнее, прошел мимо склонившейся над плитой Наташи. На улице судорожно дернул головой часовому в ответ на его приветствие и скорым шагом, будто боясь преследования, заспешил от КП обратно, к себе на триста шестую.

Новый взводный, старший лейтенант Бахметьев, переведенный на триста шестую в конце прошлого года вместо младшего лейтенанта Смелкова, внезапно исчезнувшего, с первых же дней своего пребывания навел во взводе порядок и подтянул дисциплину. Первым делом он приказал привести в надлежащий вид комнатенку в землянке, которую занимал до него Смелков. Девчата выбросили телячью шкуру, что служила Смелкову ковром, сняли со стены и выкинули ширпотребовский коврик, на котором Смелков, за неимением ковра настоящего, прикрепил, вселившись, крест-накрест пару выщербленных кавказских кинжалов и кривую турецкую саблю, бог знает где и как раздобытую. Вместе с этими атрибутами юношеской офицерской романтики выбросили и старый матрас, который настолько был свалян и сбит, что вата в нем напоминала булыжники.

Целый день девчата скребли, чистили, мыли запущенный закуток, пока тот снова не стал походить на жилье человека. Новый взводный приказал не трогать лишь большие рога лося, которые так и остались висеть на своем прежнем месте. Лося подвалил старший сержант Турянчик (на точке, с ведома младшего лейтенанта Смелкова, постреливали лосей, которых в годы войны в подмосковных лесах появилось откуда-то множество).

Смелков офицер был совсем молодой. Беспризорник, детдомовец в прошлом, пацаном он сбежал на финскую, получил там медаль «За отвагу», был направлен в военное училище, а по окончании его — в московскую ПВО.

Офицер из него вышел смелый, лихой, и, пока под Москвой было горячее дело, обязанности свои исполнял он ревностно. Но как только фашист перестал летать на столицу и вся служба свелась к докладам о пролетающих самолетах (своих), к зубрежке уставов и наставлений, к ежедневным тренировкам на матчасти, к упражнениям в огневой и строевой, взводный затосковал и принялся строчить рапорты по начальству с просьбой отправить его на передовую, но получал один отказ за другим. А когда убедился, что законным порядком тут ничего не добьешься, принялся чудить, откалывать номера.

Смелков не курил, не пил, обладал завидным здоровьем. И вот, испытывая неодолимое отвращение к водке, он стал приучать себя к выпивке, уединялся, запираясь в своем закутке, и тогда беспокоить его становилось небезопасно.

В один из таких приступов меланхолии старший сержант Голубович, прежний начальник станции, осмелился вдруг нарушить уединение взводного и попытался даже отнять у него посудину с самогонкой.

Смелков погнался за Голубовичем, выхватил револьвер. Спасли того только длинные ноги и резвость: Голубович успел выскочить из землянки, нырнуть в осеннюю непроглядную темь...

Вычитав где-то, как избывали окопную злую тоску в первую мировую войну царские офицеры, Смелков и сам вдруг решил испытать судьбу. Оставив в револьвере один патрон из семи, он вслепую раскручивал барабан, приставлял револьвер к виску и спускал наудачу курок.

Несколько раз ему повезло, патрон не вставал против канала ствола. Но вот револьвер наконец-то бабахнул, наполняя землянку дымом и грохотом, Смелков повалился со стула и, обливаясь кровью, упал на неструганый, в деревянных занозинах пол...

На память об этом случае остался глубокий шрам на виске. С тех пор фортуну свою взводный больше уже не испытывал.

Из роты Смелков исчез неожиданно. В прошлом году, накануне Ноябрьских праздников, старший сержант Турянчик, с его разрешения, отправился на охоту, пообещав подвалить к праздничному столу лося. Из леса Турянчик еле приплелся — пришел в землянку больной и был отправлен немедленно в госпиталь. Вернувшись на точку лишь накануне Нового года, Турянчик уже не застал здесь взводного. Смелков, как можно было судить, сбежал на фронт самовольно, оставив в землянке записку: «Следите за мной по газетам!»

Новый взводный, Бахметьев, в отличие от Смелкова, был человек спокойный. Он никогда не срывался, не нервничал. Плотно сбитый, чуть выше среднего роста, скорее, напротив, он был добродушен. От него исходила такая спокойная убежденность в правильности всего, что он делал, что никаких сомнений не возникало и у его подчиненных. Кормиться Бахметьев стал за общим столом, не требуя, чтобы готовили ему отдельно и приносили в комнату.

При новом начальстве старший сержант Турянчик старался держаться как и всегда, но все чаще ловил себя на том, что впадает в какое-то странное состояние. Временами он начинал терять представление, происходит ли все это с ним в действительности, окружают его реальные люди, предметы, или перед ним декорации. Ощущение нереальности окружающего становилось порой настолько навязчивым, что он принимался ощупывать, даже щипать себя.