Второе дыхание (СИ)

Так вот, в том самом Курорте, после лыжных прогулок по замёрзшему заливу и двух часов в хорошей финской сауне, новоиспечённая супруга рассказала об одной из любимых книг детства. Так-то она у него книжная душа, и читает всегда по три-четыре книги одновременно. Там и детективы, и исторические романы, и чего-нибудь психологическое или педагогическое, или даже про путешествия — он просто не успевает отслеживать. И всё это чтиво такое, на любителя, коим Артём себя никогда не считал. А тут вдруг простое, понятное и завлекательное. Про зверушек, жизнь которых абсолютно такая же, как у людей: друг друга подсидеть, кого-то обобрать, тех, кто послабее — в расход… Артём проникся. По возвращении из вояжа даже книгу у супруги попросил. Прочитал, прочувствовал, подумал и не удержался. Ночью, не отрываясь даже на покурить, начертил целый посёлок, с поправкой на человеческую инфраструктуру, конечно же, но так — натуральный «Посёлок Сусликов», так и назвал его «ПС». И вот теперь, он прямо чувствовал, настало их время.

Время сусликов.

Дым в их Проектном Бюро стоял коромыслом. Эскизы множились, спешно дорабатывались, сметчики материли Главного Архитектора, но работали, как печатный станок в типографии в предновогоднее время.

Визуализация превращала стопки непонятных чертежей во внятный жизнеспособный концепт.

Шеф ходил довольным.

Артём третий раз в жизни ночевал на работе.

18. Ульяна. Июнь. Санкт-Петербург

Удивительно, как причёска, макияж и новое платье меняют твой мир. Даже если бы я вдруг забыла об этих изысках, то мне постоянно о них напоминали: линзы в глазах нудели и тёрли о раздражающей туши и плывущих тенях, «залакированные» пряди на ветру уподоблялись парусам, хоть и не мокрым, и не алым, но в рот лезли столь же неприятно, а про несчастное платье не спросил только ленивый — начиная с охранников и заканчивая кладовщиками…

Легко сказать — почувствуй вдохновение, побудь прекрасной незнакомкой с полотен Гейнсборо, стань, хоть на день, музой Дома Версаче. Жесть это, скажу я вам! Если бы не моя прекрасная подрастающая социальная гордость и нагрузка единая в трёх лицах, если бы не страдающий насморком и осиплостью муж, привёзший из командировки мне дополнительную заботу, если бы не регулярные дочерние визиты…

Возможно, при отсутствии в моей жизни и быту вышеозначенных факторов, я бы прониклась идеей «разбудить в себе женщину». Но, по зрелому размышлению, после четырёх дней полевых испытаний, когда я выгуляла все заскучавшие в недрах шкафа платья и деловые костюмы, стёрла в пяти различных местах ноги по очереди туфлями, босоножками и летними резными полусапожками от Аллы Борисовны, когда глаза начали слезиться и без линз, просто при виде косметички, я решила — пока достаточно.

Меня, входящую в офис в пятницу в кроссовках, джинсах и обычной рубашке навыпуск, с благостным ностальгическим прищуром встречал курящий у двери генеральный:

— Что, Ульяна Романовна, перерыв у нас на ниве демонстрации шедевров высокой моды? Временно отбой? И простые смертные могут вздохнуть спокойно, а не выискивать стопятьсотый способ как-то эдак завязать галстук? И шейные платки можно не покупать?

Я нервно хихикнула:

— Герман Юрьевич, не думала, что мои социальные эксперименты, в рамках бизнес дресс-кода, кого-нибудь у нас затронут.

— Она, значит, не думала, а в бухгалтерии ежедневно парад от Юдашкина и Диковицкой, в фин. отделе сплошной Зайцев вперемешку с Бергером, Хендерсоном и несчастным Армани, — генеральный демонстративно закатил глаза и несолидно фыркнул.

Очень невежливо изобразила сову. Я, оказывается, так заработалась и столько страдала у себя в кабинете в новом амплуа, стараясь лишний раз никуда не выходить, что самое интересное пропустила.

— Думайте, пожалуйста, впредь, Ульяна Романовна! И предупреждайте, я бы хоть смокинг выгулял, — босс всея нашего бедлама хитро подмигнул и гордо удалился, оставляя меня в полнейшем офигении у турникета.

То, что тормозила на входе очень зря, стало понятно почти мгновенно. Когда я, встряхнувшись и немного придя в себя, решила от греха укрыться в своей тихой гавани, шумной, и благоухающей на всё кладбище дорогим парфюмом, толпой прибыла бухгалтерия:

— Ох, Уленька, а где же платьице для пятницы? — акулья улыбка нашего главбуха провоцировала заикание даже у районной налоговой.

— Так ведь, во всём деловом мире пятница — день свободного стиля, символизирующий, что все мы разные, а не официальные роботы-солдатики и не «человек в футляре», — быстренько отбиваю я. К классике наша бухгалтерия относится положительно, ибо все они, как и я, из прошлого века и выпускницы советской школы. Дамы горделиво поправляют палантины, начёсы, броши и даже жабо, а после этого благосклонно мне кивнув (повторяют за начальницей) и обдав удушающей волной, включающей старого «Диора» и нового «Герлена», удаляются в свою вотчину.