Никчёмная неумеха и грязнуля, говорите? Конечно! Нужно же себя как-то утешать, а то я и работаю, и с детьми по секциям и тренировкам успеваю, и к родне своей на чай и семейную поддержку регулярно езжу. Идите-ка дорогие мужнины родственники прямо, в четверг повернёте направо, в пятницу — будет комбайн… и счастье. Всем. Может быть.
Выезжая с работы, не могла себя удержать — на каждом перекрёстке или светофоре любовалась пакетом с пряжей, гордо занимающим переднее сидение. А в голове крутились мысли о том, что такие крючки, как я купила — это же истинное сокровище, и чего я раньше не взяла их? Ответы были на поверхности. Оставалось вздыхать. И радоваться, что хоть сейчас решилась.
— Ой, мам! Это что это? — сунула Любочка нос в пакет, как только влезла в машину.
— А это, радость моя, пряжа, из которой мама свяжет тебе платье и болеро на утренник, а может, даже десятого зайца в коллекцию или мишку, — идеи теснились в голове, настойчиво требуя, чтобы я бросила всё и, хотя бы, написала список. Надо же всех осчастливить.
Ребёнок настолько впал в шок, что молчал аж до въезда на ЗСД, а это, на минуточку, четыре светофора. Потом дочь решила уточнить:
— Ты, мама, игрушку мне можешь сделать? Прямо настоящую? Только для меня?
— Да, детка, настоящую. Ты даже сможешь выбрать цвет, размер и кто это будет, — гордо подтверждаю. Широко распахнутые глаза во всё зеркало заднего вида мне наградой. Дочь замолкает до самого дома. Думает. И я молчу, даже музыку не включила — в голове столько всего теснится, что дополнительные звуки просто не лезут.
Машина ещё только притормозила во дворе семейной усадьбы, а Люба уже несётся с диким воплем в сад, где, среди клумб и парников свекрови, что-то кислотно-зелёное вдохновенно переливает из бутылки в таз второклассница-Наденька, на данный момент проводящая свои каникулы в бабушкином огороде.
— Мама сделает мне зайца! Сама мама сделает! Руками! Только мне! Зайца! Красного! — Любочка захлёбывается слюнями и восторгом.
— А чего это только тебе? Я тоже хочу! — Надя отставляет свои колбы и котлы, закрывает зельеварню и несётся ко мне:
— Мам! И мне! И мне надо!
Ловлю подросшее тонконогое чудо в охапку, осматриваю жеребёночка с головы до пят, признаю уход и присмотр годным и интересуюсь:
— А тебе кого? Тоже зайца или мишку? Может, кошку?
Восторженно сияя глазками, средняя моя дочь просит:
— Единорога!
И я застываю, вспоминая, что у меня где-то на старом ноутбуке, что долгие годы уже пылится на антресолях, есть МК единорожки. Мне его в две тысячи десятом подарили за тот самый сестрёнкин шарф на каком-то вязальном конкурсе.
Да, я, оказывается, обладаю Простыми Волшебными Вещами, но совсем о них не помню. Что я несчастна — помню, что муж меня уже не любит — помню, а что я могу для успокоения души и радости детей игрушки вязать — нет, не помню.
Ну и кто я после этого?
Не просто дура, а ещё и склеротичка!
17. Артем. Июнь. Санкт-Петербург
Естественно, среди созданных в порыве вдохновения эскизов, у него были свои любимчики: и устройство Хоббитона, и набросок к «Фламандской доске» Переса-Реверте, была даже реализация в человеческом исполнении выигранной в тяжелейшем сражении партии в «Морской бой» с приятелем на военной кафедре второго года обучения. Но самой простой и красивой в глубине души Артём считал (молча, никогда и никому не озвучивая во избежание кривотолков и недопониманий контекста) схему посёлка сусликов из рассказа Сетона-Томпсона про койота «Тито». Разумная, лаконичная, она всегда приводила его в восторг, но до сих пор приладить её в жизни никуда не удавалось.
А тут вдруг торкнуло, или это была реакция на какую-то забористую травяную смесь, что утром перед выездом в него влила Улька, но вот прямо воочию увидел среди равнин в окрестностях Т. коттеджный посёлок богатых местных «сусликов». Ладный, надёжный, безопасный. И понеслось!
Взгретый в хвост и в гриву, проектный отдел дневал и ночевал в обнимку с растащенными на составляющие всеми его эскизами десяти-, нет, двадцатилетней давности.
Точно, они тогда только поженились и отдыхали от свадебных торжеств в традиционном для молодых путешествии.
Жизнь в те времена была непростая. Начало двухтысячных. Без связей с криминалом или наследства партийных функционеров Союза, хорошо жили только те, кто крутился в торговле, а они с Улей из интеллигентных семей (читай, родители и прочие родственники работали в различных Институтах и КБ, на заводе и даже в школе), поэтому поехали молодожёны в милый памятник советской архитектуры с намёком на историческое имперское наследие — санаторий «Сестрорецкий Курорт».