Второе дыхание (СИ)

Фонари перед сном, конечно, включила. Скорее вопреки разумным доводам, чем ради любви.

42. Артем. Август. Санкт-Петербург

За двадцать лет брака в их семье бывало разное, но чтоб вот такое? Чтобы вот прямо так?

Это, вообще, с чего такие истерики?

Недоумение, это, пожалуй, его основная эмоция сейчас, которую Артём уже и забыл, когда в последний раз испытывал. Всё чаще в его жизни были: усталость, злость, негодование, азарт, ну, или, достаточно редко, задумчивая нежность.

Но сейчас, с изумлением глядя на осколки парадного блюда, разлетевшиеся по всей кухне; на дочерей, робко выглядывающих со второго этажа и похожих на нахохлившихся маленьких совят из-за круглых вытаращенных глаз и топорщащихся волос; на захлопнувшуюся с грохотом дверь в прихожей, он испытывал сильнейшее недоумение. Что это было?

— Это мама высказала своё отношение к твоей очередной командировке, — пробормотала себе под нос Вера.

Он уже всё, поехал крышей? Вслух думает?

— Что-то ваша мама странно разговаривать стала, — тянет Артём, всё ещё пребывая в оторопи.

— Это что же, папа? Ты улетаешь завтра? Надолго? — следующей отмирает Надя.

— Да, детка, у папы работа, ты же знаешь.

— Папа! Какая работа? — скатываясь с лестницы, голосит Любочка. Чудесная девочка, но очень, очень пронзительная.

— Такая у меня работа, — заученно повторяет Артём и замолкает, ибо сначала рыдать начинает Надюша, а потом, естественно, от всей своей широкой души и здоровых лёгких, сестру поддерживает Люба. Вера молча удаляется, топая по лестнице как два слона.

Следующий час утирали сопли, обнимались, умывались, переодевались, пили капли. Затем чай с печеньем и успокоительными булочками, перед этим пройдя с веником, а потом и пылесосом, по первому этажу, ликвидируя следы матушкиного буйства. Бред же.

Абсолютно неясно, чего Уля так психанула? Командировки вообще, а в Т. в частности, — не новость, тем более, жена знает, что сейчас завершающая стадия первого, самого сложного этапа важного для него проекта. Ну, да, неприятно, что праздник дочери пропустит, но это же не смертельно? После его возвращения, сходят в ресторан, в парк и на аттракционы. К чему вся эта эмоциональная буря?

Жена просто сразила как экспрессией, так и чередой странных претензий, если откровенно.

До сих пор в ушах звенел, наравне с бьющейся посудой, гневный, полный слёз, голос Ульяны:

— Я молчала, пока ты три месяца работал без выходных, без проходных, в праздники и по ночам. Мотался по командировкам, пока у девочек шли выпускные и отчётные концерты. На хер спустил наш семейный отпуск! Да, даже на мой день рождения, ты пришёл с работы в полдвенадцатого ночи. Спасибо, что с букетом, да? Но, бог с тобой. Допустим, я в твоей жизни величина, судя по всему, временная, но Надя! Это твоя дочь. И что? Тот, первый день её рождения, который ты пропустил, помню только я, потому что мне, как матери, было, мать вашу, обидно! Но сейчас?! Ей исполняется девять лет! Девять, Артём, ты понимаешь? Она всё уже осознаёт. А её любимого, обожаемого папочки, которого она в последнее время и так почти не видит — не будет на её главном празднике?! Нет, Никитский, я многое могу понять, но такое? Где твоя ориентированность на семью, чёрт возьми? Ничего, что ты этим летом с детьми гулял один-мать-его-раз! За всё лето. И только после того, как мы тебя вынудили. Мы, а не ты. Ты двадцать лет мне говорил, что мы с девочками самое важное в твоей жизни! Ты это говорил же, да? Так что такое происходит сейчас, а? Это, на хрен, не лезет вообще ни в какие рамки…

И умчалась куда-то, без объяснений, схватив рюкзак, куртку и смачно хлопнув входной дверью.

Сборы в дорогу у Артёма не заняли много времени, ибо дежурный чемодан всегда наготове. Уточнил у детей, что завтра Люба едет в сад, Надя — к бабушке Арине с дедом Романом, а Вера остаётся дома, на хозяйстве.

Поужинали в напряжённом молчании. Девочки вяло ковырялись в своих тарелках, а жевали настолько медленно, что котлеты с пюре в процессе ужина разогревать пришлось дважды. Мать семейства так и не появилась.

После душа, укладывая дочерей по кроватям и поправляя на них летние одеяла, думал, что если жена и в этот раз не возьмёт трубку, то надо будет звонить сначала Полине (хоть и не хочется), потом Семёну (скорее всего, бесполезно), а тёщу с тестем беспокоить в последнюю очередь (ибо самолично приближать Апокалипсис чревато). Потом понял, что сам он как-то слишком уж разнервничался, ведь даже не сообразил посмотреть данные с трекера, установленного на машине жены.

Как-то сразу отпустило, вот что значит современная вера в мощь и безотказность гаджетов.