Второе дыхание (СИ)

Приветственный букет забросила в багажник «Тигры», отвезу девчонкам, пусть порадуются. Со вчерашнего дня у меня слегка приглушились сами собой эмоции. Я пока не паникую, потому что сейчас это очень удобно. И ничего совсем не думаю про мужа. Зачем? Нервы не казённые.

Устроились всё там же, на летней террасе. Выбрали кто что. Пока несли заказ, Леон вышел поговорить. Задумчиво огляделась, на мгновение показалось, что мелькнул знакомый профиль за крайним столиком, но нет. Решила, что во внешний мир глядеть — пока не моё, поэтому с удовольствием начала дегустировать свой кофе. Сейчас хотелось счастья и умиротворения, вот я и попросила раф с лавандовыми тайнами. Хотя, наверное, надо было «Тархуна» заказать стакан, для правильного восприятия действительности.

— Слушай, чего стряслось? Такая загадочная, нарядилась «в картину» и выглядишь неприлично довольной. Тут прямо пахнет разводом, — по возвращении Леон валится на диван рядом и внезапно притягивает меня к себе и начинает тискать, как Любашка своих зайцев.

— Именно. Им и пахнет, — нет сил и желания пояснять. Да и подробности пока отсутствуют. Просто отпихиваю эту громадину от себя. Мешает. Посторонняя тактильность — последнее, что мне в нынешнем состоянии нужно.

— О! Отлично! Ты сейчас скоренько разведёшься, а потом мы так же быстренько поженимся, — наглый московский маменькин сынок допил мой кофе, улыбнулся, подмигнул: — Родители от меня отстанут — я буду счастлив. Востребованный Мастер в нашей семье — мать будет счастлива. В Москву перевезём вас — девчонки будут счастливы.

С изумлением таращусь в свою пустую чашку, пытаюсь охватить условно завлекательную перспективу и поспеть за гениальными предложениями этого прохиндея:

— Алло! А где часть про то, что я буду счастлива?

— Извини! Конечно, все будут счастливы, просто не одновременно, и только ты — непрерывно. За всех нас.

А вот это прямо ведро воды. Ледяной. За шиворот.

Не зря женщины, что растили нас со Львёнком, настолько похожи: я очень хорошо Леона понимаю, как будто изнутри чувствую его желания, порывы, стремления. Очень разумно могу вместо него обосновать самой себе всю полезность и адекватность идеи. Продать себе этого слона — вообще не вопрос. Я могу.

Могу, но не буду. Ибо в груди уже печёт и перехватывает дыхание. А я знаю, к чему это. И травой повеяло, да.

Потому что я именно так делала большую часть своей жизни. Всё и всегда ради того, чтобы другие были счастливы. С меня хватит. Теперь пришло моё время жить. Счастливо или как смогу. Только выбирать, принимая решения, наконец-то, я буду себя.

— Нет, я так больше не хочу. Могу, умею, практикую. Но хватит. Достаточно, — выдыхаю уверенно, отбросив все внутренние терзания, сомнения и переживания разом.

Леон резко разворачивается ко мне, хватает за плечи и слегка тянет на себя.

Приходится запрокинуть голову, чтобы не таращиться на ворох цепочек, шнурочков и сплетённых ниточек на его основательной шее в распахнутом вороте сапфировой рубашки.

Понтушка.

Интересно, это рубашка сегодня в цвет машины или наоборот?

— Слушай, Колючка! Ты зря отказываешься. Дело верное, выгодное всем. Сейчас самое время: пафосный бомонд в столице мгновенно расхватал все твои корзинки со зверями, а за пончо чуть ли не подрались, мать говорила. Ты сейчас такие деньги на своём хобби делать будешь законно — никому после миллениума и не снилось. А у нас будет «идеальный брак по родительскому сговору». Прикинь, Колючка, как все охренеют, а?

Это так странно, впервые за последние двадцать лет, — держать в ладонях чужое мужское лицо. Касаться подушечками пальцев тёплой загорелой кожи, чуть шершавой, из-за отрастающей щетины. Глядеть в глаза совершенно другого цвета. Другой глубины, с абсолютно иными демонами во тьме зрачков.

Странно. Неуместно. И, в противовес всем разумным доводам, совершенно не притягательно. Безусловно.

— Нет, Львёнок. Мы с тобой никогда не поженимся, — вздыхаю. — Знаешь почему?

— Потому что я московский мажор, а ты таких слала лесом, когда я ещё в сад ходил? — злой прищур пронзительных голубых глаз, как бы, намекает, но не так, чтобы сильно.

— Потому что ты — это я, только мальчик. И моложе. А я, в твоём возрасте, была чрезвычайно невыносима, — хихикаю и грустно улыбаюсь, — так что, сейчас я тебя просто не вывезу, милый. Любить себя мне, увы, сложно до сих пор. А в двойном размере, знаешь, этот цирк я, честно, не потяну.

Он мрачно смотрит сначала на меня, а потом взгляд как бы расфокусируется и уплывает мне за ухо. Прижимает крепче, обнимая обеими руками, так что я, всё же, утыкаюсь носом ему в ямочку между ключиц.

Мне совсем не трепетно, а скорее тревожно. Неприятно. Беспокойно.

Он большой, тёплый, даже горячий. А я ощущаю напряжение и дискомфорт.