— Ты все время боролся против того, что тебе говорили Нагуаль и Хенаро, — продолжала она. — Именно поэтому ты позади. И боролся с ними ты потому, что они были великими. Это твой способ бытия. Но ты не мог бороться против того, что я говорю тебе, потому что ты не хочешь смотреть на меня с уважением. Я — ровня тебе, я нахожусь в твоем кругу. Ты любишь бороться с теми, кто лучше тебя. В борьбе с моей позицией для тебя нет вызова. Те два дьявола с моей помощью, в конце концов положили тебя в мешок. Бедный Нагуальчик! Ты проиграл игру.
Она приблизилась ко мне и прошептала на ухо, что Нагуаль говорил ей, что она никогда не должна пытаться забрать у меня мой блокнот. Это так же опасно, как пытаться выхватить кость из пасти голодной собаки. Она положила голову мне на плечо, обняла и засмеялась тихо и мягко.
Ее
Ла Горда долго держала меня в объятиях, склонив голову мне на плечо. Близость ее тела каким-то образом очень успокаивала меня. В этом она была в точности подобна дону Хуану. Она излучала силу, уверенность, целеустремленность. Она ошибалась, считая, что я не восхищаюсь ею.
— Давай оставим все это, — сказала она внезапно. — Поговорим о том, что нам предстоит делать сегодня вечером.
— Что именно мы будем делать сегодня, Горда?
— Нам предстоит последнее свидание с
— Это снова будет ужасная битва с чем-то?
— Нет. Сестрички просто собираются показать тебе нечто такое, что завершит твой визит сюда. Нагуаль сказал мне, что после этого ты можешь уехать и никогда не вернуться или предпочтешь остаться с нами. Но в любом случае они должны показать тебе свое искусство. Искусство сновидящего.
— А что это за искусство?
— Хенаро говорил мне, что он терял время опять и опять, чтобы познакомить тебя с искусством сновидящего. Он показал тебе свое другое тело — тело
Кажется, теперь все обстоит иначе. Хенаро сделал сестричек настоящими сновидящими и сегодня вечером они покажут искусство Хенаро. В этом отношении сестрички являются истинными детьми Хенаро.
Это напомнило мне о словах Паблито, который говорил, что мы являемся детьми обоих и что мы — толтеки. Я спросил ее, что он подразумевал под этим.
— Нагуаль говорил мне, что на языке его бенефактора маги обычно назывались толтеками, — ответила она.
— А что это за язык?
— Он никогда не рассказывал. Но они с Хенаро обычно разговаривали на языке, который никто не мог понять. А ведь все мы вместе знаем четыре индейских языка.
— Дон Хенаро тоже говорил, что он толтек?
— У него был тот же бенефактор, так что он говорил то же самое.
Из ответов Ла Горды я мог предположить, что она то ли сама знает очень мало, то ли не хочет говорить об этом со мной. Я сказал ей о своих выводах. Она призналась, что никогда не уделяла большого внимания этой теме. И удивилась, что это так важно для меня. Я прочел ей настоящую лекцию по этнографии Центральной Мексики.
— Маг становится толтеком только тогда, когда получит тайны сталкинга и
Нагуаль учил тебя и меня быть бесстрастными. Я более бесстрастна, чем ты, потому что я бесформенна. У тебя все еще сохранилась твоя форма, и ты пуст. Поэтому ты цепляешься за каждый сучок. Однако однажды ты снова будешь полным. И тогда ты поймешь, что Нагуаль был прав. Он сказал, что мир людей поднимается и опускается и что люди поднимаются и опускаются вместе со своим миром. Как магам нам нечего следовать за ними в их подъемах и спусках.
Искусство магов состоит в том, чтобы быть вне всего и быть незаметными. И самым главным в искусстве магов является то, чтобы никогда не расточать понапрасну свою силу. Нагуаль сказал мне, что твоя проблема — вечно попадать в ловушку идиотских дел вроде того, чем ты занимаешься сейчас. Я уверена, что ты собираешься расспрашивать нас всех о толтеках, но так и не соберешься спросить кого-то из нас о нашем внимании.
Ее смех был чистым и заразительным. Я вынужден был согласиться, что она права. Мелкие проблемы всегда пленяли меня. Я только сказал ей, что озадачен употреблением слова «внимание».