Он замолчал и стал без аппетита ужинать.
Зоя Павловна вздохнула. Двадцать пять лет своей медицинской практики муж посвятил проблеме пересадки мозга. Сегодняшняя ситуация могла бы обернуться для него звездным часом, не окажись пациентом его коллега и правая рука.
— Жаль Виталика, — сказала она. — Такой был красавец. И как перенести это — сегодня тебе двадцать девять, а завтра тридцать шесть? Лучше бы наоборот. Да-да, куда счастливей выглядела бы эта история, если бы мозг Бородулина пересадили Некторову.
— О каком счастье ты говоришь? — поморщился Косовский. Вспомнил скорбные глаза матери Некторова. Там, на похоронах, так и подмывало сообщить ей, что сын воскрес, что его прекрасный, чудом уцелевший мозг, живет в другом человеке, чей мозг умер почти одновременно с израненным телом Некторова. Но кто знает, какую реакцию это вызвало бы у старой, убитой горем женщины. Жена Бородулина тоже еще ничего не знает — ей сказали, что свидания с мужем недопустимы из-за его тяжелого состояния. Не назывались имена пострадавших и в газетных информациях.
А время шло, впереди сложности, о которых еще до катастрофы с Некторовым не раз вели в лаборатории полушутливые разговоры. Теперь не до шуток. Насколько все драматичней и неожиданней, чем представлялось во время операций над обезьянами.
После того, как практикантка неожиданно облегчила задачу, введя больного в курс событий, профессор по-иному заговорил с ним. Каждое утро сеансами гипнотерапии он внушал больному, что его мозг и тело находятся в полном согласии, что тело не причиняет ему никаких неудобств, что оно, каким бы ни было — его, настоящее, живое, родное и любимое. По некоторым признакам сеансы имели успех — исчезли ипохондрия и депрессия, тяжелая углубленность в себя. И все-таки угрюмый тип со взглядом мизантропа не был похож ни на Бородулина, о котором многое узнали от его жены, ни на великолепного, всегда жизнерадостного Некторова. Это был новый человек с неизвестным, как у младенца, прошлым и не очень-то ясным будущим.
Няни жаловались, что постоянно приходится выметать из палаты осколки зеркал. Когда же персоналу было запрещено покупать зеркала, больной устроил бунт, грозил разбить трюмо в коридоре. Пришлось махнуть рукой и опять няни с ворчанием выметали осколки. Каждый день больной подолгу смотрелся в зеркало, швырял его об пол и просил купить новое. Будто в том, новом, надеялся увидеть себя прежним. Тогда Косовский отдал распоряжение, которое поначалу многих возмутило. Клин вышибают клином, решил он и приказал зазеркалить часть потолка. Пусть изучает себя во всех деталях и в любое время. Кое-кому это показалось издевательством, но он настоял на своем. И что же? Оперированный вдруг притих. Часами лежал и обследовал себя, как бы приспосабливаясь и привыкая к новому обличию. Он будто прилаживал его к себе, как дурно сшитый костюм, и обдумывал, как сделать, чтобы тот был по фигуре. В минуты такого самоуглубления Косовский старался не мешать ему. А постовой сестре посоветовал, чтобы та почаще теперь оставляла больного одного.
Было мучительно думать, что личность Некторова невозвратно потеряна, искать и не находить в интонациях его голоса, в настроении и поступках того веселого и удачливого жизнелюба, каким его знали. И он окончательно поверил бы в то, что Виталий Некторов исчез со своим телом былинного богатыря, если бы не те первые минуты его выхода из коматозного состояния. Знакомая ироничность, профессиональная осведомленность, интерес к лабораторным делам — все говорило о том, что операция прошла успешно, что мозг Некторова функционирует отлично.
— Миша, ты опять витаешь в облаках. — Зоя Павловна придвинула к нему чашку чая. Косовский машинально выпил его и встал.
— Немного отдохну.
— Поздно уже. Ночью опять не уснешь.
— Вот и хорошо. Надо статью закончить. Если позвонят из клиники, разбуди. Для газетчиков меня нет.
Он прилег. Но сон не шел.
Вот уже полтора месяца прошло после операции, а пресса не успокаивается. Да оно и понятно — свершилось! И к тому же, в скромном областном центре. Ничего удивительного. Нынче даже самые отдаленные медпункты оснащены современным оборудованием. Нейрохирургическое отделение их клиники известно за пределами не только области, но и страны. Не зря в прошлом году на международный симпозиум пригласили всех троих — Некторова, Петелькова и его. А потом к ним приехал известный итальянский профессор Ламберти и был в восторге от результатов операции по пересадке мозга шимпанзе. Той самой шимпанзе Клеопатре, которую Некторов по праву считал своей, поскольку место дирижера в этой операции Косовский предоставил ему. Сохранились записи Некторова о состоянии шимпанзе, и как было бы ценно… Нет, об этом не стоит и думать. Предложить Некторову описывать собственные ощущения и действия — не слишком ли! Хотя и сам мог бы додуматься до такого, коль ученый. Да только не бывать этому. Стоит вспомнить хотя бы сегодняшний разговор…