Второе место

После всего того, что Курт выплеснул на меня, я не знала, что и сказать, но его слова о том, как сломить человеческую волю, нашли во мне отклик. Дело в том, Джефферс, что часть меня хотела быть уничтоженной, хоть я и боялась, что тогда рухнет вся реальность, реальность, в которой были другие люди и вещи, – целая паутина поступков и ассоциаций прошлого и будущего, забитая всевозможными свидетельствами длинного грязного хода времени, но неспособная запечатлеть живой момент. Больше всего я хотела избавиться от части себя, которая всегда была в этой реальности, и я думаю, что она суть того чувства, которое я разделяла с Л, как сам он объяснил это в нашем первом разговоре. За пределами знакомой мне реальности была другая реальность, больше, и мне казалось, что, если только я смогу прорваться к ней, пожизненная боль прекратится. Я больше не верила, что этому можно научиться – психоаналитик унес эту веру с собой, когда сбежал от меня на улице. Нужен был акт насилия, фактическое уничтожение больной части, как чтобы вылечить болезнь, иногда бывает нужна операция. Мне казалось, что это форма, которую свобода приняла из необходимости, конечная форма, когда никакая другая попытка достичь ее не сработала. Я не знала, что это за насилие или каким образом его можно совершить, но что-то в угрозе Л обещало его.

Я спросила Курта, хочет ли он на время вернуться к себе, и если да, то нужна ли ему помощь.

– Я не могу тебя оставить, – сказал Курт. – Это слишком опасно.

Я убедила его, что буду в полном порядке и что при необходимости Тони может меня защитить, но он был непреклонен в решении остаться и предотвратить возможность моего уничтожения. Позже в тот день ко мне пришла Джастина, негодующая по поводу того, что я пыталась отправить Курта домой за ее спиной. Я пыталась защититься, но всё равно маленькое здание любви, которое мы строили вместе, развалилось, и теперь его предстояло построить заново.

После нашего знакомства Тони писал мне почти каждый день в течение месяца или больше до тех пор, пока обстоятельства не позволили мне встретиться с ним еще раз, так как в то время я жила далеко. Его письма удивляли меня как своей поэтичностью и прекрасным стилем, так и тем, что приходили с определенной регулярностью. Он будто беспрерывно и размеренно бил в барабан, звуки которого доносились до меня за мили, разделяющие нас, пока я не поняла, что они звали меня. Письма Тони впервые подарили мне опыт удовлетворения – мои самые тайные надежды и желания были утолены, жизненные возможности реализовались. Эти письма всегда приходили быстрее и чаще и были длиннее и красивее, чем я думала, и никогда меня не разочаровывали. Чего бы я ни ожидала от Тони, я не могла представить эту игристую реку слов, которая бежала сквозь меня, питая и медленно возвращая к жизни. Письма позволили мне жить всё это время в его молчании, потому что я знаю, что эта река существует до сих пор и что только я имею доступ к этому знанию.

В те странные недели с Л я часто мысленно возвращалась к письмам Тони и к тому времени, когда началась наша любовь. Хотя этот период длился всего несколько месяцев, он был таким большим и светлым, что затмил целые десятилетия моей жизни, как огромное здание в центре города, которое видно за мили вокруг. В каком-то смысле изобилие этого периода вывело его за пределы времени, и под этим я подразумеваю, что он всё еще со мной: я могу вновь окунуться в него и прожить по часам, и отчасти причина, по которой я могу это сделать, заключается в том, что он был построен на основе языка. Я строю теперь еще одно здание, Джефферс, из времени, которое провела с Л, но не знаю точно, что это за здание и смогу ли я когда-нибудь вернуться в него. В жизни наступает момент, когда осознаешь, что движение времени перестает быть интересным – или, скорее, что его стремительное движение было основой иллюзии жизни, и, пока ты ждал, что произойдет дальше, у тебя постоянно крали то, что есть сейчас. Язык – единственное, что способно остановить поток времени, потому что он существует во времени, сделан из времени и при этом вечен или может быть вечным. Изображение тоже вечно, но оно не связано со временем – оно отрицает время и вынуждено это делать, потому что как иначе в физическом мире можно изучить или понять балансовый отчет времени, который обусловил длящийся момент изображения? И всё же нас манит одухотворенность изображения, как и наше собственное зрение, которое обещает освободить нас от самих себя. Внутри физической реальности жизни с Тони я снова почувствовала соблазн изобилия, исходящий от Л, – но там, где слова Тони текли ко мне и внутрь меня, зов Л шел в противоположном направлении. Это был слабый зов из тайны или пустоты.