Второе посещение острова

Но, видимо, я был достаточно точно описан. Стоящий у пассажирского трапа красавец–моряк в синей форме издали помахал мне письмом.

Я взял его. Оно было толстым, заклеенным. Прочёл на конверте надпись латинскими буквами: «Владимир Файнберг».

Письма в нём не было. Деньги. Греческие драхмы в крупных купюрах. В пересчёте по курсу валют – больше пятисот долларов.

Конечно же, это Константинос попросил Пенелопу переправить свой дар!

Только в этот момент до меня дошло, что Лося не дала мне денег на лекарства. Не на что было бы купить автобусный билет, чтобы вернуться на виллу. Но теперь он не требовался.

Я помнил, где находится «фармация». Свернул на улицу Папаиоанну, заскочил в аптеку с зелёным крестом, купил полоскание для горла, антибиотик в таблетках. И анальгин. Потому что действие заморозки кончилось, десна начала болеть.

Янис всё так же стоял у своего мотобота, продавая билеты. Увидев меня, указал на сходни.

Я поднялся на палубу. Там на скамейках сидело человек шесть туристов, не считая детей. Между прочим, и та самая англичанка, которая летела с нами в самолёте, тоже была здесь с ребёнком.

В пятнадцать минут двенадцатого, когда Янис уже поднимал сходни, подбежала ещё одна парочка. Он поочерёдно подал молодым людям руку, помог перескочить с причала на судно, и мы отплыли.

Выведя мотобот подальше от набережной, Янис позвал меня в рубку, передал штурвал, а сам довольно быстро поднял с обоих бортов гнутые металлические штанги, над которыми натянулся выгоревший тент.

Оказавшись в тени, пассажиры блаженно вытянули ноги. Кто уже попивал кока–колу из пластиковой бутылки, кто снимал кинокамерой то морскую даль, то тянущийся справа город.

Поперёк некоторых зданий на уровне балконов вторых этажей я увидел протянутые транспаранты с какими-то лозунгами.

— Что это?

— Партия «Неос демократия». Плохие люди. Будут выборы. Зовут на демонстрацию. Ты ходишь в Москве на демонстрацию?

— Никогда.

— Я знал, что ты прибыл, – сказал Янис. – Дмитрос говорит: утром в параскеву пойдём на норд сайд.

Я вспомнил, что параскева – пятница.

— В параскеву, так в параскеву. Только не утром. Утром не могу, – я оскалился и ткнул пальцем в пустоту, оставшуюся от выдранных зубов. –Никос Михайлопулос. Дантист. Понимаешь? Мне надо принять лекарство. Есть вода?

Не отрываясь от штурвала, Янис указал на деревянный ларь, на котором лежал спасательный круг. Я снял его, откинул тяжелую крышку, увидел заткнутую тряпицей бутылку, тарелку с засохшими кусками сыра и несколькими маслинами.

В бутылке оказалось вино. Я запил им таблетку анальгина.

Рубка наполнилась треском. Громкий мужской голос делал какой-то запрос по–гречески. Нетрудно было догадаться, что это рация, пограничники. Янис включил микрофончик, что-то ответил.

   - Дмитрос говорит, — произнес он погодя, — один американец хочет тебя видеть.

   - Какой американец?

Янис показал большой палец.

Город исчез. Мы обогнули несколько скалистых мысов и вошли в залив Канапица–бич. На этот раз пляж был полон народа. Люди оживились при виде приближающегося судна.

Не успел я сойти на коротенький причал, как Янис вскинул свой щит с объявлением. Разомлевшие от жары и безделья туристы потянулись к мотоботу.

…Чем ближе подходил я к вилле, тем сильнее угрызало чувство вины за то, что на всё утро оставил заболевшую Люсю без лекарств.

— Купались? Загорали? – хрипло спросила Люся, когда в гостиной я выложил перед ней лекарства. – Я тоже хочу на пляж!

— Вам, наверное, нельзя. Да ещё с Гришкой. Сейчас самая жара.

Услышав, что речь идёт о нём, Гришка, который, как обычно, играл своими побрякушками на ковре, поднял головку и засмеялся.

— Нет уж! Сижу здесь целыми днями, как в тюрьме, – заявила Люся. — Переоденусь, прополощу горло, и выйдем, наконец. Поможете протащить по песку коляску к воде.

— Ладно.

Я решил пока что не говорить о том, что получил деньги. Эта сумасбродка могла истратить их столь же быстро и нелепо, как когда арендовала «Опель», не столь уж необходимый здесь, в условиях маленького острова.

Мне совсем не хотелось идти на пляж. Не без страха заглянул я на кухню.

Там было прибрано. Только недопитая кружка чая, как всегда, оставалась на столе. Рядом с «Наукой изречённого слова».

Я открыл холодильник, достал сыр, два помидора. Пожалел о том, что оставил у Никоса судки с приготовленными Марией деликатесами. Мягкими. Удобными для еды при моей теперешней ситуации.

Из гостиной донёсся рёв оставленного в одиночестве Гришки.

Я бросился туда, подхватил его под микитки и, пока Люся клокотала полосканием в ванной, переодевалась, тайно от неё разделил с мальцом свою трапезу. Дал пососать четвертинку помидора, от чего он пришёл в восторг, нашарил в почти опустевшей сумке Константиноса пачку каких-то на вид безвредных сухариков. Один из них тоже вручил ему пососать. Да и сам успел выпить кофе, размачивая в нём те же сухарики.

— Готовы? – на Люсе красовалась всё та же широкополая шляпа с искусственными цветочками, чёрные очки, закрывающие пол–лица. Сквозь короткий фиолетовый сарафан с бретельками на голых плечах просвечивал голубой купальник. – Ну, как? Нравится?