- Но ведь нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Этот аргумент заставил патриарха задуматься.
- Вы правы, нельзя, но только не для Него.
- А мне стало с какого-то момента казаться, что и для Него.
- Вы не можете это знать, Валериан Всеволодович.
- Но я не могу так не думать, Ваше Святешейство, - возразил Чаров. - Более того, мне кажется, что процесс запущен. - Протоирей вдруг понизил голос, словно опасаясь, что их могут подслушать, хотя в доме больше никого не было. - Понимаете, с некоторых пор я стал сомневаться.
- В чем? - так же тихо проговорил патриарх.
- Не знаю, Ваше Святешейство. Во всем.
- Что значит, во всем, - изумился патриарх.
- Это трудно объяснить.
- И все же постарайтесь. Я вам приказываю.
- Вы видели этих апостолов.
- Я с ними только что разговаривал.
- Вы ничего не заметили?
- О чем вы?
Чаров какое-то время молчал.
- Они не верят в Бога. Они не верят в Иисуса Христа, в Спасителя мира.
- Что? Вы сошли с ума!
Протоирей покачал головой.
- Нет, со мной все в порядке. Вы же слышали, о чем они говорили. Их заботит сохранение церкви, а вовсе не служение Ему. Их Он интересует лишь в том качестве, в каком они хотят видеть. А когда Он захотел все изменить, они тут же отреклись от Него.
- Даже, если вы правы, и они отреклись, но я не отрекся.
- Вы - нет. Но их изображения по-прежнему будут висеть в наших храмах. И люди будут смотреть на них и молиться. Но мы-то знаем, что они совсем не те, каких мы их рисуем.
Патриарх вдруг резко вскочил с постели.
- Вот что, Валериан Всеволодович. О том, что тут произошло, знаем только мы оба. И я настоятельно вас прошу: держать все это в строжайшей тайне. Прямо скажу: от этого зависит ваша дальнейшая карьера. Вы меня поняли?
- Очень хорошо понял, Ваше Святешейство.
- Вот и прекрасно. А сейчас мне пора. Довезите меня до станции.
71.
Они сидели за баррикадой. Только что отбили очередную полицейскую атаку, над землей стелился газ от слезоточивых гранат. Он проникал в глаза, и у многих они обильно слезились.
Бурцев сел прямо на асфальт и смахнул пот со лба.
- Вот и началось то, к чему мы так долго готовились, - проговорил он.
- Началось, - как-то мрачно подтвердил Галаев. - Только это пока разминка. Настоящие сражения впереди.
- Да, - согласился Бурцев, - пока они присматриваются к нам, решают какие силы задействовать. Так что самые горячие дни еще только предстоят. . А вы что думаете, Иоанн? - спросил он у Иисуса.
- Думаю, великая битва началась, - ответил Иисус.
- И кого с кем?
- Сынов света с сынами тьмы.
Галаев громко рассмеялся.
- Уж не проповедник ли вы?
- Проповедник. Это плохо?
- Здесь делать им ничего, тут слова не помогут. Тут говорит оружие.
- Слава везде помогут, - не согласился Иисус. - Поверьте, молодой человек, они сильней оружия. Вы и не представляете их могущество. К тому же без них человек черствеет, закрывается для добра и любви.
- Ты и в самом деле проповедник, - раздраженно буркнул Галаев. - Дима, что он тут делает, нам только таких, как он и не хватает.
- Что надо, то и делает, - сердито ответил Бурцев. - Я здесь командир и решаю, кому тут находиться. Скажу тебе уйти
- и уйдешь.
- Я тебе не подчиняюсь, - резко возразил Галаев. - У меня свой отряд. И я в нем командир.
- Да, ты командир своего отряда, а я отвечаю за весь этот участок. И пока ты находишься здесь, будешь слушать мои команды. А он, - кивнул Бурцев на Иисуса, - вместе со своими людьми тут вроде комиссаров. И его тоже будешь слушать. Не захочешь, найду, Сергей, на тебя управу. Ты меня знаешь.
- Я сейчас ухожу, - встал Галаев.
- Стой, - приказал Бурцев, - никуда не уйдешь. Ты находишься тут по распоряжению главного штаба. И до нового его приказа останешься на этих позициях. А не будешь подчиняться, я тебя арестую.
- Ты меня арестуешь? - возмущенно переспросил Галаев. - Попробуй. Увидишь, что получится.
Привлеченные громким спором вокруг них собиралось все больше людей. Они разделились на две группы: отряд Галаева и все остальные.
Бурцев внимательно осмотрел собравшихся. Он понимал, что оставлять факт неповиновения Галаева безнаказанным нельзя. Но если предпринять какие-то меры, может вспыхнуть потасовка, а то и настоящая междоусобица. А это никак нельзя допустить. В шахматах это называется цугцванг, когда каждый последующий ход ухудшает позицию на доске. Как же ему поступить?
- Послушайте, Сергей, - вдруг услышал Бурцев голос Иисуса, - сейчас такое время, когда нужно отбросить личные амбиции, подчинить их общему делу. Вы бросили вызов могущественному диктатору, но как вы собираетесь его победить, если не можете победить даже в малом самого себя, усмирить свою гордыню. А из-за нее погибали многие великие начинания. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Понимаю, - не сразу и не охотно ответил Галаев.