Второе пришествие (СИ)

Отец Вениамин, который молчал и даже как-то безучастно слушал препирательства своих детей, поднял голову.

- И о чем ты хотел поговорить?

- О твоем решении поддержать епископа Антония в его безумии.

- В чем же, по-твоему, его безумие?

- А разве видному иерарху нашей церкви выступать против нее не является безумным поступком?

- У человека могут открыться глаза на то, чего раньше он не замечал. Плохо, если они всю жизнь остаются закрытыми.

- Лучше иметь глаза закрытыми, чем смотреть ими на мир так, как смотрит он, - не сдержал раздражение Матвей.

- Матвей, я не изменю своего решения. Я его принял. Я долго к нему шел, через сомнения, колебания, отступничество. Даже если и ошибаюсь, в таком случае я буду виноват, меня накажет Господь. Но что-то делать необходимо. - Отец Вениамин о чем-то задумался. - Я полагаю, что Иисус одобрит мой поступок. Я так делаю во имя Его.

- Что значит, одобрит, Он что пришлет тебе послание?

- Возможно. И даже если и не пришлет, это не главное.

- Что же главное?

- То чувство, что сейчас живет во мне, что я поступаю правильно, для меня и есть Его одобрение. И никто, пока я не стану чувствовать другое, не изменит моего решения. Я понимаю твою задачу, сын, ты действуешь по поручению руководства нашей церкви. Да, и сам придерживаешься такого же мнения. Я всегда тебя поддерживал, помогал тебе всеми силами. Но сейчас мы на разных сторонах.

- Я знаю, ты попал под влияние Марка! - выкрикнул Матвей.

- Нет, твой брат тут ни причем, я даже не вспоминал о нем, когда принимал решение. Я сопротивлялся ему, не хотел уступать Антонию. Но меня переубедил совсем не он, а неумолимый ход событий. Антоний выражал мои потаенные мысли. И когда они обретали словесное выражение, я не мог более от них отмахиваться, как от надоевшей мухе. Матвей, ты должен понять меня, есть вещи, которые более значимы даже чем отношения отца с сыном. Я сознаю, что впереди нас всех ждут непростые временна, может, даже трагические. Но бывают минуты, когда приходится идти на таки е жертвы. Тебе меня не отговорить, прости, если сможешь.

43.

Вечер выдался очень теплым и тихим, небо было покрыто густой паутиной звезд, ветер изредка лениво шевелился в листьях, а затем снова надолго затихал. Дом окружал небольшой сад, который наполнял воздух своими ароматами.

- Как здесь хорошо, Марк! - воскликнула Варвара.

- Да, очень хорошо. Как жаль, что редко тут бываю.

- И мне жаль, - согласилась Варвара. - А тебе, Матвеюшка? Хотя тут ты бываешь чаше нас двоих вместе взятых. Или я не права?

- Права, - не слишком охотно подтвердил Матвей. - Ну и что из этого?- В его голосе зазвучал вызов. - А вот ты совсем забросила дом отца. Даже не интересуешься его самочувствием. А если что-нибудь с ним случиться?

- Ты бы сообщил мне. А не звонила и не приезжала сюда, потому что полагала, что отцу очень не нравится мой род занятий. Так зачем его лишний раз раздражать.

- То, чем ты занимаешься, бесовщина. Это огромный грех. Танцевать голой.

- Положим, Матвеюшка, голой я никогда не танцевала. С минимум одежды - что было, то было, не отрицаю. Но и не раскаиваюсь. Никогда особенно не понимала, в чем тут разница - выступать обнаженной или одетой. Я рано перестала стесняться своего голого тела. Мне не представляла труда показать себя, в чем мать родила. Что тут такого, в чем тут страшный грех? Можно подумать, что никто не видел из зрителей женщины без одежды. А они за это деньги платят. Неплохие деньги. Ты, наверное, не знаешь, я регулярно помогаю одному детдому. Впрочем, это не важно.

- Ты этим поступком надеешься замолить грех, - произнес Матвей.

- Ничего я не хочу замолить. Я в своей жизни не делала ничего греховного. Никому не причинила зла, хотя могла неоднократно. А добра сделала столько, сколько тебе, Матвеюшка, и не снилась. Только двух девчонок из петли вытащила. В нашей профессии такое случается не редко. А про другие случаи я и не говорю. А ты кому помог?

- Я служу Богу.

- Достойный ответ, - усмехнулась Варвара. - Никогда не понимала, что это означает. Особенно в твоем случае. Отец хоть своей пастве помогает, иногда отдает едва ли не последнее. А ты что отдаешь?

- Давайте не будем препираться, - вмешался в разговор Марк. - Кои веки собрались всей семьей - и сразу ссоримся. Такой замечательный вечер. Зачем непременно выяснять отношения?

- Люблю я тебя, Марк, - проговорила Варвара, целуя брата. - Ты всегда был на моей стороне, чтобы я не вытворяла. А я вытворяла такое, что сама до сих пор дивлюсь. Невинность в четырнадцать лет потеряла.

- Хочешь, Варя, тебе кое в чем признаюсь?

- Конечно, хочу.

- Я тебе рано стал завидовать и старался быть похожим на тебя.

- Да в чем же мог мне завидовать лучший ученик школы едва ли не худшей ученицы?

- Ты была очень свободна, а я был сильно зажат. Ты была для меня символом свободы.

- Как статуя в Нью-Йорке. Вот не знала, - засмеялась Варя. - А хочешь, я теперь тебе признаюсь?

- Разумеется.

- Я тебе тоже завидовала.

- Да чему же? - удивился Марк.