Второе пришествие (СИ)

Введенский приехал к Иисусу и апостолам, чтобы рассказал им о намерении епископа Антония. И столкнулся с самой настоящей обструкцией. Поднялся такой гвалт, какой Введенский не слышал здесь еще ни разу. Громче всех возмущался апостол Петр. "Это разрушение всех устоев, ликвидация всего нашего дела, такое нельзя допустить! Ты должен вмешаться". Это его обращение было адресовано уже к Иисусу. Но Тот упорно молчал все то время, что выступал епископ. К Введенскому пришла мысль, что в последнее время такое поведение все чаще становится для Него нормой. А оно проистекает не от хорошей жизни, а от растерянности; в среде апостолов все сильней заметен раскол. И Он, судя по всему, не готов к такому развитию событий и не знает до конца, как на него реагировать.

Введенский поймал себя на том, что если и не жалеет Иисуса, то уж точно сочувствует Ему. Хотя это выглядит абсолютно невероятно; смертный сочувствует Богу. Такое еще совсем недавно невозможно было вообразить. И, тем не менее, это так. Насколько же все-таки наши представления далеки от истинности, как же сильно мы заблуждаемся едва ли не обо всем на свете.

Страстное восклицание Петра выбила искру из апостолов, между ними завязался оживленный спор, в котором Иисус снова не принимал участие. Он слушал молча, только переводил свой взор с одного на другого. Внезапно Он поднял руку и все тут же замолкли.

- Мы в полном составе отправимся на акцию епископа Антония. Мы будем только наблюдать за происходящим, всякое вмешательство с нашей стороны исключается. Я хочу, чтобы вы все это себе уяснили. Происходят исторические важные события, и мы не можем пройти мимо них. Тем более, выступить против. С нашей стороны это было бы большой ошибкой. Пусть жизнь сама рассудит, что должно происходить дальше. Поверьте, в ней больше мудрости, чем у всех у нас вместе. Я знаю, что говорю.

Больше на эту тему никто, по крайней мере, вслух не произнес ни слова, но Введенский далеко не был уверен, что краткая речь Учителя примирила всех с предстоящими событиями. По лицам некоторых апостолов он видел, насколько они всем этим недовольны. Но выражать открыто свои чувства после столь решительного Его выступления никто не осмелился. Но как долго продлится это смирение, попытался прикинуть Введенский? И не нашел ответа. Выказывание покорности - это совсем не примирение.

Иисус пошел их провожать.

- Вы видели, какие бурные чувства вызвали предстоящие события, - проговорил Иисус. - Если я бы их не остановил, дело могло бы дойти до драки.

- Не может быть, - не поверил Введенский.

- Еще как может, - грустно улыбнулся Иисус. - Такое уже бывало.

- Можно узнать когда?

- Попробуйте догадаться?

- Неужели когда Лютер...

- Именно так. Его реформы вызвали в нашей среде большие и ожесточенные споры. Тот же Петр проявлял не меньшее неистовство. Причем, изъяснялся теми же самыми словами.

- Но выходит, что за столько веков ничего не изменилось.

- По большому счету ничего, - подтвердил Иисус. - Многие все так же не приемлют никаких новшеств. А они очень необходимы. Я тоже тогда был в немалом сомнении, личность Лютера не вызывала во мне большой симпатии. Вы понимаете, что я никак не мог одобрить его антисемитизм. Да и его основная концепция: sola fide, sola gratia et sola Scriptura не вызвала у меня согласия. Она чрезмерно узка и даже фанатична. Но я не стал вмешиваться, хотя может и напрасно. Я все же предпочитаю, чтобы люди сами разобрались в своих теоретических и практических построениях. Нельзя же их постоянно вести за собой, в этом случае они навсегда остаются детьми. А давно настала пора взросления. Вы согласны со мной?

- Да, Учитель.

Иисус как-то странно посмотрел на Введенского.

- Вы тоже подсознательно хотите иметь учителя? Но так ли он нужен? Его ошибки становятся для учеников стимулом для действий. А превращать чужие ошибки в свои - значит, ошибаться вдвойне. Вы понимаете меня, Марк?

- Понимаю.

- Хорошо. Тогда встретимся около церкви вашего батюшки.

Этот разговор с Иисусом постоянно крутился в голове Введенского. Он понимал, как непросто Ему было примириться тогда с реформой Лютера, как и сейчас и с реформой епископа Антония. Ведь это означает косвенно признать, что основанная им доктрина оказалась не состоятельной, пошла не в том направлении и требует серьезной корректировке. Не случайно же многие апостолы противятся этому, не желают признавать своих заблуждений. Они привыкли за многие века к поклонению, к неизменному своему положению, а тут приходиться идти на перемены, ставить под сомнение важные достижению, добытые в нелегкой борьбе. Кому же такое захочется! Но Иисус прекрасно понимает необходимость того, что намерен предпринять епископ Антоний. Ситуация давно дошла до предела. И только усугублялось тем, что не только не предпринималось никаких мер, но даже никто не пытался поставить правильный диагноз, наоборот, те, кто должен был это сделать, всячески уклонялись от выполнения своего долга. Пока с огромным опозданием не нашелся человек, решивший пойти на столь отчаянный поступок.