- По словам Введенскому они были несказанно поражены происходящим. Вроде бы с ними даже случилось что-то вроде припадка.
- А что дальше произошло с епископом Антонием?
- Отец Вениамин увел его в другую комнату. И больше о нем пока нет никаких известий. Я проверял по Интернету, он не дает о себе знать, после случившегося не выступал ни с какими заявлениями. Где он, тоже неизвестно.
Патриарх вдруг резко встал со своего места, вид у него был отрешенный. Он словно бы забыл о присутствии в кабинете Чарова. Протоирея стало неловко, он не знал, как себя вести в такой непривычной ситуации. Поэтому решил ждать и наблюдать, что последует дальше.
- Я знал, я знал, что Он придет в мое время, - вдруг донеслось до Чарова бормотание патриарха. - Я всегда это чувствовал, это не могло не случиться. - Блуждающий взгляд предстоятеля остановился и замер на протоирее. - Вы понимаете, что произошло?
- Да, - не совсем уверенно ответил Чаров.
Патриарх вдруг закрыл лицо ладонями.
- А если это последний божий суд? И мы с вами главные на нем подсудимые? Наступает судный день.
Чаров невольно поежился. А если это действительно так? Ему бы не хотелось стать подсудимым на таком суде. Вряд ли бы судья отнесся к нему снисходительно. Достаточно вспомнить историю с епископом Антонием. А ведь есть немало и других прегрешений.
- Помолимся, попросим прощение у Господа, - внезапно проговорил патриарх. - Идите ко мне. Мы оба грешники.
Патриарх, не дожидаясь, когда грузная фигура протоирея окажется рядом с ним, упал на колени возле большой иконы. И с нетерпением посмотрел на Чарова. Тот поспешил присоединиться к нему.
Патриарх громко читал молитву, Чаров вторил ему. С каждой минутой ему становилось все больше не по себе. Он не представлял, что сейчас происходит: это фарс или искреннее раскаяние? Он никогда до конца не понимал этого человека: во что он верил, чего хотел и добивался, чего боялся и кому служил? В обыденной ситуации Чаров редко задавался этими вопросами, хотя знал, что они постоянно присутствуют в его сознании. Но сейчас они приобрели особую значимость, от ответов на них будет многое зависеть.
Патриарх кончил молиться, но ему никак не удавалось встать с колен, его большое и грузное тело плохо слушалось его. Чаров испугался: уж не случилось ли чего-нибудь с ним. Он аккуратно взял его за локоть и помог подняться. Предстоятель благодарно кивнул ему и тяжело опустился в кресло.
- Вы должны выяснить все детали о том, что там произошло, - проговорил он. - И вы должны найти этого человека. Нет, не человека, а Его. Вы понимаете, о ком я говорю. Я хочу с ним встретиться лицом к лицу.
- Да, понимаю, Ваше Святейшество. Но вы уверенны, что это стоит делать, что вам нужно с ним встречаться?
Патриарх пристально посмотрел на протоирея.
- Я знаю, что это требует большого мужества, это все равно, что взглянуть в лицо своей совести. Но если Он пришел, значит, Он хочет, чтобы я это совершил. И я не могу поступить по-другому, невзирая на последствия. Скажите, в тот момент кто-нибудь был там еще?
- Да, брат Матвея Введенского, Марк.
- Вот оно что, без этого человека мало что обходится, - задумчиво протянул патриарх. - Каждый должен идти к своей судьбе - это главный наш долг. Вы не задумывались об этом, Валериан Всеволодович?
- Я всегда выполнял свой долг, разве этого не достаточно? Разве в этом и не прочерчивается линия моей судьбы.
- В этом-то и заключается вся наша беда. Мы в лучшем случае делаем только то, что достаточно. Да и то не всегда. А Господь призывает нас жить полной жизнью, отдать Ему всего себя. Идите и сделайте то, о чем я вас просил.
55.
Чарову очень не хотелось ехать к Марку Введенскому, он нисколько не сомневался, что это его враг. Может быть, не личный, но враг всему тому, чему он служит, чему посвятил свою жизнь. И несколько столкновений с ним только подтвердила эту его мысль. Но все же он никогда не мог предположить, что ему придется встречаться с этим человеком по такому вопросу.
Все это выглядит просто невероятно. Второе пришествие Иисуса. Ему ли не знать, что в церкви в эту возможность почти никто не верит, всем кажется, что это не более чем привычный оборот речи. Да и вообще, Иисус был очень, очень давно, это не более чем удобный и полезный символ. А если он действительно явился, это меняет буквально все.
Чаров вспомнил один разговор. Тогда на синод съехались предстоятели с разных мест. А вечером он оказался в теплой кампании из нескольких епископов. После нескольких рюмок хорошей водочки у них развязались языки. Протоирей был поражен степенью их неверия, равнодушия к религии и цинизма. Никто всерьез не воспринимал фигуру Спасителя, для них он был скорее источник заработка. Наивные верующие клевали на этот символ, позволяя им хорошо жить.