«Дорогой Дневник!
Все случилось буднично, даже скучно. Люстиг уведомил, что за результат не ручается. Я ввела стартовые команды. Ничего не произошло. Даже освещение не мигнуло. Монк пожал плечами, Неб вздохнул со всхлипом, а Чан как сидел уставясь в пустоту, так и продолжал сидеть. Мы молчали, как зрители после дурного спектакля.
Затем немец произнес обычное: “Ach so!..” и стал выбираться из кресла.
“Райнер, – сказал Эрик тусклым голосом. – Вы пытаетесь обмануть квантовую физику. Но этого никому еще не удавалось”.
“Пустое, – ответил тот. – Не физику, а всего лишь механику. От которой только и требуется, что отвесить квантовой физике пинок”.
“О чем вы?” – спросила я.
Люстиг направил на меня свои окуляры.
“Я пытаюсь насытить арпионный привод энергией, – терпеливо пояснил он. – Видите ли, Светла, дабы привести автомобиль в движение на покатом склоне, достаточно стронуть его с места”.
“А достаточно ли покат наш склон?”
“Вполне, – сказал Люстиг. – Но мы имеем дело не с автомобилем, а, допустим, с танком”.
С тем он и ушел. За ним, ни на кого не глядя, утянулся Неб. Эрик продолжал пялиться в пустоту, и это с каждой минутой нравилось мне все меньше.
Ситуацию спас Монк.
“Что мы вообще ждем от ваших опытов, Эрик?” – спросил он.
“Вы все когда-нибудь видели арфу?” – осведомился тот, слегка оживляясь.
“И даже играл, – хмыкнул Монк. – Это была маленькая ирландская арфа-круит, а я был сильно пьян и вел себя, как клоун”.
Я с трудом удержалась, чтобы не брякнуть, что и трезвый он бывает изрядным фигляром.
“Представьте себе пространство в виде громадной арфы с необозримым числом струн”, – продолжал Эрик.
“Теория струн, верно?” – обрадовался Монк.
“Неверно”, – возразил Эрик.
“А как же вспаханное поле?” – напомнила я.
“Струны над вспаханным полем”, – невозмутимо кивнул китаец.
“Струна – это наш трек?” – уточнил Монк.
“Струна – это метафора трека, – сказал Эрик. Мы с Монком переглянулись, но встревать не стали. – Арпионный привод возбуждает одну из таких струн и следует за волной. В нужный момент он соскальзывает со струны. Мы слишком сильно дернули…”
“И струна лопнула?” – спросила я.
“Нет, – туманно изрек Эрик. – Она трепещет до сих пор. Наш трек все еще ждет нас”.
“О!” – с отрадной при иных обстоятельствах слаженностью воскликнули мы с Монком.
Вернувшийся Неб принялся раздавать всем большие желтые пилюли, похожие на шарики из замерзшего масла.
“Что это за дерьмо?” – с недоверием спросил Монк.
“То, что вернет вам ясность ума и крепость духа, – ответил Неб и улыбнулся прежней акульей улыбкой. – А еще разгонит кровь в жилах, чтобы вы не казались снулой рыбой, sawa?”
Пилюля таяла во рту, отдавая испорченным яблоком. От нее плыла голова, а в животе оживал маленький ядерный реактор.
“Ваше снадобье разрешено Всемирной организацией здравоохранения?” – насторожилась я.
“Мы им не скажем!”
“Так что там со струнами, Эрик?” – спросил Монк.
“Наш корабль все еще не потерял свою струну, – сказал тот академическим голосом. – Он завис над нею. Если заставить его двигаться, он в точности повторит весь путь, но в обратном направлении”.
“А как же сингулярность?” – спросила я.
“Мы окажемся в ней вновь. И, если доктор Калошин… тот, из Пасадины… не шутил, вернемся в свое время. Это уже не струна. Это наша нить Ариадны”.
“Нынче из вас так и сыплются метафоры, старина, – заметил Монк. – Кстати, Неб, вы и Люстига пичкаете своей отравой?”
“Он мой пациент уже трое суток”.
“Чем он там занят, в своей норе?”
“Обвешался экранами и рисует формулы”.
“О! – сказал Эрик. – Хороший знак”.
“Прекрасный, – согласился Неб. И вдруг преисполнился энтузиазма. – Берегите себя! Берегите друг друга! – витийствовал он. – Поменьше мрачных мыслей, больше светлых надежд. Сохраняйте душевную гармонию и физические силы!”
“Верно, – сказал Монк с непроницаемой физиономией. – На случай, если всем придется выйти и вручную спихнуть старину “Гиппарха” под откос”.
Вот уже неделю мы одни во вселенной. Вслух этого не говорят, но мы на пороге смерти. Прежние разлады кажутся мелкими и нелепыми.
Ожидалось, что пятеро недружных людей поднимутся на корабль и отчалят. А потом вернутся, выпьют шампанского на положенных торжествах и никогда больше не встретятся. Наверное, и в этом скрывался некий исследовательский умысел: возможно ли комплектовать экипажи без психологической совместимости, на одном лишь голом профессионализме.
Но вышло так, что наши судьбы спутались в клубок, как и те чертовы кванты, что унесли “Гиппарх” на край пространства и времени.
Запоздало, но мы становимся командой».
