– Я уже говорил, – сказал ей Вулф, – во что обойдутся доказательства, которых вы требовали, мне и вашим близким. Думаю, надо упомянуть и о том, во что они станут еще одному человеку – мистеру Рони. Его надолго упрячут за решетку. Возможно, это отразится на вашем решении. Если у вас есть хоть малейшее подозрение, что для этого потребуется подтасовывать факты, откажитесь от расследования. Он настоящий негодяй. Я бы не стал пускаться в крайности и называть его ничтожным, склизким, жалким червяком, и все же он презренное создание. Вашей сестре кажется, что я хватил через край, но интересно, каким еще образом я должен был это преподнести? Неужели надо было просто намекнуть, что он, быть может, не совсем вас достоин? Но этого я не знаю, потому что не знаю вас. Зато я знаю, что относительно него был прав, и докажу это, если вы мне прикажете.
Гвен встала с места. Она перестала смотреть на Вулфа – впервые с тех пор, как окинула меня растерянным взглядом, – и обвела глазами родных.
– Я дам ответ перед сном, – твердо произнесла она и вышла из комнаты.
Глава 8
Спустя четыре с лишним часа, в девять вечера, Вулф зевнул так широко, что я даже испугался.
Мы с ним сидели в той самой комнате, где я спал в субботу, если можно назвать сном то, что творит с вами убойная доза снотворного. Сразу после того, как Гвен своим уходом закрыла совещание в библиотеке, Вулф поинтересовался, где он может чуточку вздремнуть, и миссис Сперлинг предложила эту спальню. Когда я проводил его туда, он прямиком направился к одной из полутораспальных кроватей, проверил ее на прочность, стащил покрывало, снял пиджак, жилет и ботинки, лег и уже через три минуты храпел так, что его было слышно в Китае. Я снял покрывало с другой кровати, взял лежавшее под ним одеяло, укрыл Вулфа и вышел, борясь с искушением тут же последовать его примеру.
В семь часов нас позвали обедать, и мне пришлось выполнять обязанности посыльного, чтобы уведомить миссис Сперлинг, что в силу сложившихся обстоятельств мы с мистером Вулфом предпочли бы перекусить сэндвичами у себя наверху или вообще не обедать. Было приятно видеть, какое облегчение немедленно отразилось на ее лице. Но даже в столь критический момент она не посрамила себя как хозяйка: вместо сэндвичей нам принесли студень из прозрачного бульона, оливки и нарезанные кружочками огурцы, горячий ростбиф, три вида овощей, салат из латука и помидоров, холодный ореховый пудинг и полный кофейник – так, ничего особенного, но все вполне съедобное. Вулф без лишних слов расправился со своей порцией, за исключением студня, который он терпеть не мог, и салатной заправки, попробовав которую поморщился.
Я бы нисколько не удивился, вели он мне сразу после совещания в библиотеке отвезти его домой, но он остался, и это тоже меня не удивило. Представление, разыгранное им перед Сперлингами, в сущности, не было представлением. Он вовсе не притворялся, и мне тоже было не до шуток. А коли так, нечего было удивляться, что Вулф хотел узнать о решении Гвен как можно скорее; к тому же он мог понадобиться, пожелай она что-то уточнить или поставить дополнительные условия. Мало того, если бы Гвен дала отбой, он вряд ли тут же поспешил бы домой. Надо было уладить со Сперлингом уйму разных вопросов, а когда мы все-таки покинули бы Стоуни-Акрес, то направились бы вовсе не к себе на Тридцать пятую улицу, а шмыгнули бы в какую-нибудь лисью нору.
В девять часов вечера, налюбовавшись на зевавшего Вулфа, я стал подыскивать какой-нибудь предлог, чтобы слегка размять мускулы; увидел кофейный поднос, забытый в комнате прислугой, которая унесла после обеда остальную посуду, и решил, что он подойдет. Я взял поднос, отнес вниз и оставил на кухне, в которой никого не было. Желая перекинуться с кем-нибудь парой слов, я предпринял небольшую рекогносцировку. Для начала заглянул в библиотеку. Дверь была приоткрыта, за письменным столом сидел Сперлинг и просматривал какие-то бумаги. Когда я вошел, он окинул меня взглядом, но ничего не сказал.
Секунду поколебавшись, я сообщил:
– Мы ждем у себя наверху.
– Знаю, – проронил он, не поднимая головы.
По-видимому, он счел, что разговор на этом закончен, и мне оставалось только ретироваться. Гостиная пустовала, на западной террасе тоже никого не оказалось. В салоне для игр, находившемся пролетом ниже, было темно. Щелкнув выключателем, я выяснил, что здесь тоже безлюдно. Мне пришлось снова подняться наверх и доложить обстановку Вулфу.
– Дом вымер, остался один Сперлинг. Наверное, переписывает завещание. Вы так всех застращали, что бедняги попросту смылись.
– Который час?
– Девять двадцать две.
– Она сказала: перед сном. Позвони-ка Фрицу.