Второе пророчество

Наблюдающий за окном мужчина вздохнул с облегчением и широко улыбнулся, вознося богам благодарственную молитву и понимая — она приехала…

Глава 5

Видимо, исключительно по причине своей безграничной доброты выдумщики-Творцы наделили людей не только печенью, селезенкой, кишками, но еще и мозгами, предусмотрительно разделив их четко пополам, на два полушария. У мужчин для того, чтобы эти полушария всегда между собой советовались, у женщин — чтобы они постоянно спорили. Не знаю, как мирятся с подобным подарком судьбы мужчины, а вот женщинам приходится весьма и весьма тяжко, потому что пресловутые половинки никак не желают прийти к единому мнению, постоянно пребывая в состоянии хронического раздрая.

Я сидела за накрытым к ужину столом, обхватив руками опухшую от длительных раздумий голову и пытаясь привести враждующие мозговые половинки хоть к какому-то подобию дружбы и согласия. Кушанья давно остыли, украшающие стол свечи сгорели на треть, а я все растекалась мыслью по древу, окончательно запутавшись в собственных чувствах и желаниях. Одна половинка моего дурного мозга вопила благим матом, отчаянно призывая Рейна и слезливо напоминая мне о любви к нему, а вторая благоразумно-занудливо талдычила об еще не оформленном разводе с Вадимом и моем солидном статусе замужней дамы. Неужели я собираюсь опуститься до вульгарного блуда, будучи женой одного, но вожделея совсем другого мужчину? Мои четкие моральные принципы бурно восставали против подобного безобразия! «Но ведь ты любишь именно Рейна!» — самовольно кричало не признающее насилия сердце. «С чего бы это? — удивленно восставала память. — Неужели ты уже забыла прекрасного Вадима, его смуглую кожу и черные кудри?» «Он тебя предал!» — доказывал трезвый рассудок. «Все мужчины полигамны по природе! — внятно апеллировало чувство справедливости. — Не суди его строго. Возможно, если Вадим увидит тебя нынешнюю, то…»

Я громко застонала от невыносимого мучения и вцепилась в свои распущенные по плечам волосы, желая выдрать из головы лихорадочно пылающий мозг. Я знаю, как любит меня Рейн, а поэтому мне следует ценить того, кто страдает без меня, и не гоняться за тем, кому и без меня неплохо. Вадим или Рейн? Рейн или Вадим? Черное или белое, демон или ангел? Как могу я любить их обоих? Ведь это противоестественно и мерзко…

Капля точит камень, ложь— душу, а любовь — мозги… Я старалась думать только о Рейне, о его холодных светлых глазах и белых волосах, но вышедшая из-под контроля память услужливо отматывала время назад, рисуя в воображении картины обнаженного смуглого тела неверного красавца-мужа, сжимающего меня в своих горячих объятиях… О, какие несравненные наслаждения он мне дарил! Он был огнем, а Рейн — лишь лед. Вадим — это плоть, а Рейн — душа… Смогу ли я выбрать одного мужчину из двух?.. Что-то незримое витало в воздухе, обволакивая меня горячечным облаком телесного желания, властно подталкивая встать, выйти из квартиры и бежать непонятно куда, навстречу кому-то, громогласно заявляющему на меня права господина и повелителя. Чья-то сильная воля буквально ввинчивалась в одну половинку моего мозга, напоминая о Вадиме, в то время как вторая думала исключительно о Рейне…

Внезапно стоящий у меня за спиной приемник включился сам собой, наполняя комнату звуками печальной мелодии. Хрустально звенела арфа, томно вздыхал кларнет, а грудной женский голос пел, давая ответ на все мои невысказанные вопросы:

Ты ушел, а душа моя — мечется,
Словно тень на тюремной стене,
И твержу я себе: «Ох, не лечится
Та болезнь, что гнездится во мне!»

Раздуваясь, растет метастазами,

Мучит болью и днем, и во сне
То, что было всего лишь проказами
Между мной и тобой по весне.

То, что было игрою и шутками,

Нам дарило веселье и смех,
Возносило на небо минутками
И ввергало секундами в грех.

А сейчас разъедает, как щелоком,

Душу жжет изнутри угольком,
Тянет жилы и тащит прочь волоком,
Воет злым недобитым зверьком…

Вырезать из себя буду бритвами,

Да поглубже, уж так, чтобы в кровь,
Откупаться святыми молитвами
От того, что зовется — Любовь…

«Ты ушел… Вадим, вернись! — словно в бреду повторяла я. — Нет, я не могу тебя потерять! Я должна догнать тебя, остановить и обнять… Я не хочу убивать свою любовь…»