Второе пророчество

Взревев мотором, «ласточка» бодро рванулась с места, вздымая клубы рыхлого снега. В этот момент она почему-то напомнила мне голливудскую звезду шестидесятых годов, легендарную Мерилин Монро, одетую в красное платье и с наигранной скромностью испуганно придерживающую взметнувшийся на ветру подол, обнаживший плотные белые ляжки. Невзирая на угрожающую нам опасность поимки, автомобиль буквально упивался собственной красотой и резвостью, торопясь продемонстрировать себя в самом выигрышном ракурсе — скрипя протекторами и поблескивая ладными обводами корпуса. Удирать с шиком, господи, как же это по-бабски!

Каждый автомобилист уверен: на дороге есть только один нормальный водитель — ты сам! Все остальные и в подметки тебе не годятся, являясь либо лихачами, либо «тормозами». Не знаю, чего уж там вообразила о себе моя экзальтированная подруга-автогонщица, но мчалась она как наскипидаренная, похрюкивая от возбуждения и до предела вдавив в пол педаль газа. Стрелка спидометра болталась в районе двухсот двадцати километров в час, а меня — едва успевшую накинуть ремень безопасности, вдавило в кресло так, словно я находилась не в салоне автомобиля, а, по меньшей мере, на борту ракеты, форсированно стартовавшей с космодрома Байконур. Мимо мелькали темные стены зданий и повороты плохо освещенных улиц. Проигравшие нам по времени менты безнадежно отстали где-то позади, хрипло матерясь в мегафон и взбудоражив все округу.

— Куда?! — поморщилась я, заметив, что Галка норовит вырулить прямиком на центральный проспект имени Ленина, сейчас полупустой и не расчищенный от снега, и чесать по нему до самого дома. — Мы там как на ладони окажемся. В переулок сворачивай…

Галка недовольно скривилась, но, признавая мою правоту, послушно вывернула руль, направляя «ласточку» на тихую Театральную улицу, слабо освещенную редкими тусклыми фонарями. До рассвета было еще далеко, а на дворе стояла непроглядная темень, кажущаяся еще более густой и плотной по причине внезапно усилившегося снегопада. Мы проскочили рядом со зданием резиденции губернатора, в котором не наблюдалось ни одного светящегося окна, и чья изящная ажурно-белая отделка напомнила мне о виденных в подземелье скелетах. Я вздрогнула от неприятного воспоминания и поспешно отвернулась в другую сторону, краем глаза заметив столь же неприязненную Галкину реакцию, ничуть не отличавшуюся от моей. Но, увы, наша не вовремя проявленная щепетильность сыграла на стороне судьбы, немедленно поспешившей воспользоваться удобно подвернувшейся возможностью и отомстить глупым беглянкам, уже почти уверовавшим в свое везение. Машину слегка подбросило, а мы лишь недоуменно хлопнули ресницами, так и не поняв, что проехали по запрещающему проезд знаку, поваленному разбушевавшейся непогодой и присыпанному слоем свежевыпавшего снега…

Все последующие события безнадежно перемешались у меня в памяти, превратившись в сумбурную пляску ярких, безумных по смыслу и сути, картинок, сменяющихся быстрее, чем россыпь цветных стекляшек в трубке калейдоскопа… Из-за угла вычурного дворца Альфа-банка, расположенного сразу же за резиденцией сильных мира сего, неожиданно выползла громоздкая снегоуборочная машина, сильно смахивающая на старую толстую курицу-наседку. Галка едва успела затормозить, чудом избежав столкновения, и съехала на обочину.

— Дура слепошарая! — возмущенно заблажил смурной, за километр благоухающий ядреным сивушным перегаром мужичок, высовываясь из кабины и грозя нам кулаком в рваной рукавице. — Ох уж эти мне новые русские! Понакупят, понимаешь, своим бабам машин заграничных, а водить их как следует-то и не научат!.. Тьфу на тебя, чувырла стремная!

— Чего? — рассерженной скунсихой вызверилась Галина, опуская боковое стекло и показывая похмельному пролетарию презрительно оттопыренный средний палец. — А это видел?!

— Ах ты, шалава! — не остался в долгу мужик, выпрыгивая из кабины. В руке он сжимал увесистую монтировку. — Ща я тебя раком-то поставлю…

Но тут в переулке нестерпимо засияли россыпи синих огней, установленных на крышах зачуханных милицейских авто, а тишина взорвалась от истошного воя сирен. Мужик растерянно застыл на полдороге к нашей «ласточке», увидев на бортах машин угрожающую надпись ГИБДД и мучительно соображая — по чью же это душу пожаловали неподкупные рыцари полосатых жезлов. Связываться с милицией ему не хотелось категорически, ибо он прекрасно знал, что обозначают четыре многозначительные буквы, переводимые в народе не иначе как: «Гони Бабки и Дуй Дальше».

На его лице нарисовалась сосредоточенная работа мысли, вызванная непосильным напряжением единственной мозговой извилины, и то образовавшейся от давления старой пыжиковой шапки.

— А ну стой! — Придя к какому-то выводу, он решительно шагнул наперерез «ласточке», занося над ее капотом тяжелую ржавую монтировку. — Чегось за вами милиция-то гоняется? Да вы, поди, рецидивистки злостные…