Второе пророчество

Стрелой пронзивши мрака тучи,
Презрев пространство и года,
Легко взошла на неба кручи
Лихая, черная звезда.

Кроваво-красная от горя

И непрозрачная до слез,
Несла грехи людской юдоли,
В судьбу уверовав всерьез…

Едва прикрывшись лунной дымкой,

За нас сгорая от стыда,
Мечтая: «Стать бы невидимкой,
Чтоб не заметила беда,

Прошли бы пусть напасти мимо,

Да миновал суровый рок…»
А сердце ныло нестерпимо,
И отдавало в левый бок…

Без поцелуев стыли пальцы,

Обида плавилась в душе,
Шепча: «Несчастные скитальцы,
Не быть вам нынче в барыше!»

И, хладным светом обтекая

Земной, заблудшей жизни нить,
Звезда — наивная такая —
Наш грех решила отмолить.

Из чистоты сплела молитвы,

Писала радугой стихи…
Остановились тут же битвы,
И люди стали — не плохи…

Исчезла вмиг из жизни злоба,

Ушла звезду лихую грызть,
Чтоб нас с рожденья и до фоба
Не беспокоила корысть…

Не стало также смерти лютой,

Не стало зависти людской,
Теперь не меряют валютой
Тут счастье, радость и покой…

Уже давно здесь кровь не льется,

Не слышно криков и угроз,
Ребенок радостно смеется,
Не признают фальшивых поз.

А что звезда, что с нею сталось

Под спудом собранных грехов?
Какая участь ей досталась
Помимо боли и стихов?

Отяжелев от бед и горя,

Сложив души своей крыла,
Звезда скатилась за три моря
И там тихонько умерла…

Но каждый, кто свободой дышит,

Кто защищал ее не раз,
Тот непрерывно в сердце слышит
Лихой звезды призывный глас…

— Звезда, — задумчиво шепнул Изгой, — ты моя лихая звезда…

Я нетерпеливо приоткрыла правый глаз, устав ждать поцелуя, но Рейн немного отстранил меня от себя на расстояние вытянутых рук и хищно усмехнулся:

— Теперь я знаю, как мы сможем на недолгое время обмануть наших врагов!

— Как? — раздосадовано спросила я, обманувшись в своих затаенных надеждах.

— Мы должны умереть, — без подготовки брякнул он, пристально наблюдая за моей реакцией.

— Ага! — насмешливо кивнула я, строя хитрую мордочку. — Типа — понарошку?!

— Нет! — Он извлек из ножен меч и вдребезги разнес толстое стекло, прорубая для нас выход на улицу. — По-настоящему!

Я испытала мимолетное, но едва сдерживаемое желание придержать рукой шокировано отваливающуюся нижнюю челюсть, а Изгой потянул меня за рукав джемпера и вывел в утоптанный снег хозяйственного двора, скрытого на задворках центра. Краем потрясенного его идеей сознания я заметила бегущих к нам людей — военных и медиков.

— Решайся, — с нажимом потребовал от меня Рейн, — еще миг — и станет поздно…

Я всегда это знала — больше всего на свете нас пугает нечто неизведанное, то, чему еще не было места в нашем личном опыте, то, что еще не встречалось нам раньше и потому всегда кажется непреодолимым. А посему я, не раздумывая, согласилась бы на любое его предложение, но умереть…

— Ты мне доверяешь? — вкрадчиво, с подкупающей откровенностью спросил Изгой, обнимая меня снова, еще ласковее и крепче. — Да или нет?

— Да, — искренне ответила я, завороженная блеском его серебристых глаз. — Да, ангел мой!

Второй рукой он бережно приподнял мой подбородок, и его бледные уста прижались к моим призывно раскрывшимся губам, отвлекая от мыслей о жизни и смерти. Будто во сне я видела — вот он простирает ладонь вперед, направляя ее на стену задания, и тянет на себя так, словно пытается сдвинуть с места все эти немыслимые тонны стекла и стали… А затем от второго этажа «Луны» отделяется огромный кусок облицовки и падает прямо на нас… Я чувствую удар по голове и жуткую боль, но не могу кричать, потому что мои губы плотно зажаты его ртом… А боль все усиливается и усиливается, вскоре резко обрываясь и сменяясь холодом, темнотой и пронзительной тишиной…