Второе счастье

О том, что в качестве аргумента я собирался использовать ломик и ещё пару вещей, которых у меня ещё не было, я решил Алле не говорить. Она и так слишком погрузилась в те дела, которые я считал чисто мужскими.

— Блин… — в углу её глаза я заметил слезу. — Я… я пойму, если ты решишь уйти…

— Котёнок, я сам себя не пойму, если сделаю такое, — я успокаивающе погладил девушку по голове. — Но они — явная угроза, и эту угрозу надо устранить. Позвонишь Врубелю? Если нет, буду думать дальше. Всё равно нужно будет с ними разбираться…

— Но это неправильно!

Мы спорили на протяжении битых получаса. Алла всё-таки страдала комплексом отличницы и комсомолки, у которой силовой путь решения проблемы вызывал инстинктивное неприятие. Думаю, в конце я передавил её простой настойчивостью — она устала от бесконечного повторения одних и тех же аргументов. Но для меня важно было другое — то, что она согласилась позвонить своему Димочке.

* * *

Врубель не стал ничего говорить Алле по телефону, но зато согласился встретиться с нами. Поэтому мне пришлось в срочном порядке менять планы на субботу, впихивая в них посещение самого настоящего ресторана. Вернее, по советской классификации это было кафе, но по крутизне среди определенной публики оно было равно иному ресторану. Как бы то ни было, но ровно в полдень мы с Аллой вышли из метро на Горького и под ручку направились к стеклянным дверям «Лиры».

Он ждал нас перед входом и был очень радушен — чмокнул Аллу в щеку, недолго потряс мне руку, а потом провел нас внутрь, бросив недовольному швейцару: «Костик, это со мной». Я морду кривить не стал — с ним так с ним. А Алла, кажется, и вовсе внимания на этот эпизод не обратила.

Внутри ничего не напоминало про первый «Макдональдс», а расположенное на месте будущего флагмана капиталистического общепита кафе выглядело как любое другое заведение советского общепита этой поры — кроме совсем уж роскошных, разумеется. Только огромные панорамные окна, выходящие на Тверской бульвар, и низко висящие плафоны создавали ощущение чего-то космического. В принципе, мне тут понравилось.

Разговор начался только после того, как строгая официантка приняла у нас заказ. Я ограничился бутылкой пива и сырной нарезкой, а Алла попросила чашечку эспрессо; я понятия не имел, как его тут готовят, но понадеялся на лучшее. А вот Врубель заказывал долго и вдумчиво — и первое, и второе, и какой-то коктейль в качестве аперитива, и бутылочку неплохого портвейна как допустимый в приличном обществе диджестив.

— Боб? Да, конечно, помню, — сказал он, отведав свой «Шампань-коблер». — Никакого таланта, как его только взяли на наш факультет, рисовать совсем не умел, перспективы не чувствовал, цвета мешал наобум, все экзамены провалил, разумеется, его на повтор оставили, а потом и в армию забрали.

— Когда? — поинтересовался я и приложился к своему напитку, к котором у прилагался пузатый фирменный стакан.

Пиво было «Московское оригинальное» — в продаже я такого не видел, но оно было много лучше любого «Жигулевского» и, наверное, расходилось исключительно по вот таким злачным местам.

— Да года два… сейчас, дай вспомнить, — он употребил ещё глоток своего коктейля. — Да, два года, но осенью. Я как раз после осеннего семестра ушел из института, и мы его провожали в «Арагви».

Я мысленно присвистнул. Этот Боб мог оказаться отпрыском очень непростой семьи, вступать в конфликт с которой может быть себе дороже. Но давать задний ход я не мог. Впрочем, сейчас понты кидали едва ли не все люди с деньгами и связями.

— А его приятелей знаешь? Родион, Михаил…

— А зачем они тебе? — Врубель задал этот вопрос дежурным тоном и не отвлекаясь от принесенной официанткой рыбы в кляре, но было видно, как он слегка напрягся.

— Недопонимание у нас вышло, мизандерстендинг, как говорят наши вероятные противники, — я улыбнулся. — Надо бы уладить всё, вот и ищу их следы. Это Аллы касается.

Аргумент был слабый, но Врубелю и его хватило. Всё-таки он симпатизировал этой девушке, хотя, кажется, без каких-либо последствий — для неё и себя.

— У меня есть телефон Родьки… — признался он. — Мы когда с Бобом дружили, иногда устраивали вечеринки на свободных хатах. У Родьки Макар пел, но один, он тогда в очередной раз со всеми поругался и был без группы. Бесплатно выступил, по дружбе. Адрес не помню, извини. Где-то у вдныха.

Я мысленно хихикнул над его манерой произносить название главной выставки страны, но внешне сохранил серьезный вид — всё же мы говорили о важных вещах.

Я поблагодарил его за заветные циферки, которых мне, в принципе, было достаточно для начала поисков адресов. Но сразу уходить мы не стали. В конце концов, я не собирался посвящать сегодняшний вечер избиению друзей Боба. Это можно будет сделать в любой другой день.

Я заказал ещё пиво, а Алла, глядя на Врубеля, захотела такой же коктейль. Он стоил полтора рубля, но я был богат и щедр, а она была моей девушкой. Исход был немного предсказуем.

* * *