Второе счастье

В прошлое воскресенье Алла мужественно наверстывала учебное время, от которого она откосила в Анапе, и успела подготовить всё, что требовал строгий препод по какой-то из литератур. Но профессор не оценил её труды и раскритиковал написанный реферат за банальности — похоже, у них тоже практиковалось держание студентов в черном теле и постоянном страхе. У нас за это в основном отвечала Рыбка, но у неё было много единомышленников. Были, конечно, и преподы-пофигисты, которых студенты любили, но сейчас я считал, что Рыбка и ей подобные всё же вдалбливали в нас больше знаний и делали это гораздо качественней — просто в мою первую жизнь мы не умели оценивать деяния по их последствиям и не очень понимали, чему нас вообще учат. Лучшие студенты обычно осознавали это курсу к третьему; хорошисты типа меня могли проникнуться происходящим в стенах альма матер к диплому. У двоечников шансов на понимание не было — их безжалостно выкидывали после пары заваленных сессий, невзирая ни на какие оправдания.

Аллу я тогда сумел успокоить — мол, если бы твой реферат был плохим, преподаватель предпочел бы его совсем не заметить. А так он уделил ему время, прочитал и указал ей на ошибки, которых, по его мнению, могло и не быть. Другое дело, что после поездки мозг Аллы, видимо, был способен генерировать только банальности, но вряд ли об этом стоило ставить в известность сотрудников института. Да и, скорее всего, им было бы глубоко пофиг на трудности отдельно взятого ученика.

И хотя Алла мои объяснения приняла, но самоотверженный труд по выходным заметно сократила. Например, ни в День Победы, ни сегодня, в субботу, она к учебникам даже не притронулась.

— Нет уж, одного я тебя никуда не отпущу! — Алла вывернулась из моих объятий и ткнула указательным пальцем в мое солнечное сплетение. — Иначе ты опять во что-нибудь ввяжешься!

— Да, за мной глаз да глаз нужен, — согласился я. — Пойдем котлет пожарим?

Это тоже был запрещенный прием. От еды Алла никогда не отказывалась.

* * *

Продукцию местной кулинарии я опробовал ещё в самый первый день своего попаданчества и в целом остался доволен; за сорок лет я успел позабыть эти вкусы и эти полуфабрикаты. Фарш, например, тут продавали вполне сносный — если не думать, из чего его намешали, и не обращать внимания на запредельное количество лука. Во всяком случае, котлетки из него получались съедобные, особенно если не жалеть белого хлеба и соли. Я и не жалел, клал и того, и другого от души, опасаясь только пересолить. Со всем остальным я был готов примириться.

Бабушка пришла из своей комнаты в самый разгар готовки, молча включила телевизор и некоторое время увлеченно следила за каким-то телеспектаклем с неплохим актерским составом — там играли Этуш, Юрский, Немоляева, Смехов, Гафт и прочие звезды, слава которых сумела продержаться как минимум следующие сорок лет. Они были ещё относительно молодыми и бодрыми, даже Каневский, его я помнил по циклу следственных документалок, которые он уже вёл глубоким стариком. Но пока что майор Томин ещё не обзавелся благородной сединой, а был полноценным брюнетом[14].

Но потом она поинтересовалась нашими планами на воскресенье, и внучка огорошила её моими грибами.

— Грибы? В мае?

— Говорят, сморчки уже пошли, — ответил я, следя, чтобы котлеты не пригорели к массивной чугунной сковороде. — Но посмотрим, что попадется, хотя на белые я не рассчитываю.

За неделю я успел хорошо обжиться на кухне, а Елизавета Петровна всячески приветствовала мои устремления и помогала в случае нужды. Это не было эксплуатацией внезапно свалившегося меня — я подозревал, что бабушка была готова стоять у плиты днями и ночами, лишь бы мы с Аллой были сыты, здоровы и не помышляли о расставании. Но если я проявлял желание что-то приготовить сам, бабушка категорически не возражала.

Правда, обычно она к ужину всё делала сама, и я не вмешивался в этот процесс, чтобы не плодить сущностей и недоеденных блюд. Но сегодня я успел первым. На мои котлеты бабушка смотрела одобрительно; рядом с плитой имелась целая кастрюля отварной картошки, которую она приготовила, наверное, ещё в обед, но вот ничего мясного к гарниру почему-то не было.

— Сморчки? — нахмурилась Елизавета Петровна. — Я слышала, они ядовитые.

— Сырые — да, лучше даже не пробовать. А если их правильно приготовить, то ничего страшного. И там не сложно — сварить, воду слить, а потом пожарить.

С весенними грибами меня познакомила одна из любовниц. Мы прожили вместе целый год, и она едва не стала моей третьей женой, но ей подвернулся какой-то другой, более выгодный вариант, и мне дали отставку. Но одну весну я провёл в её обществе, и она заставляла меня возить её в лес. От самих грибов я, правда, отказывался — мне был неприятен их запах. Впрочем, я надеялся, что наш завтрашний поход в лес закончится хорошо, и мы не найдем ни одного строчка или сморчка.

— Ну если ты знаешь, как… — с сомнением сказала бабушка. — Но я поговорю с Ленкой, она большой специалист в этом вопросе.