Ленка, видимо, была одним из членов вохровской мафии. Впрочем, мне это было не слишком интересно.
— Опыт и у меня есть. Но и совету я буду рад, — сказал я. — А если ваша знакомая заберет нашу добычу, то, наверное, будет даже лучше.
— Мы же не за грибами поедем?
Я покачал головой.
— Конечно, нет. Но сморчки и строчки сейчас найти можно, особенно после сегодняшнего дождя, так что внимательнее смотри под ноги, вдруг соберем развлечение для этой бабушкиной Ленки.
После сытного ужина мы оставили Елизавету Петровну досматривать историю про старого развратника в исполнении Этуша, а сами уползли в свою комнату. Меня этот день немного вымотал, и я отвалился на диван, размышляя на тему немного подремать перед сном. Но такой поступок в более зрелом возрасте приводил к очень предсказуемым последствиям — я колобродил всю ночь и на следующий день был разбитым и невыспавшимся. Сейчас, конечно, мой организм мог справиться с этими проблемами. Я уже выяснил, что могу заснуть почти везде и в любой обстановке. А взрослое сознание позволяло мне адекватно оценивать возможные поводы для волнений.
Но Алле надо было договорить. Она притащила с собой кружку кофе, приготовленную мною лично, и сидела за отцовским столом, понемногу отхлебывая горячий напиток.
— Это всё хорошо, но тогда зачем нам куда-то ехать? Думаю, тётя Лена и без твоих сморчков проживет.
Конечно, проживет. В первом варианте истории она именно так и поступила — и наверняка не слишком расстроилась этому.
— Куда она денется, — сказал я вслух. — На самом деле мы едем на кладбище.
Я постарался сказать это самым обычным голосом, и, кажется, у меня получилось.
— Н-на какое клад… кладбище? — Алла внезапно начала заикаться.
Я выдержал небольшую паузу.
— На самое обычное, на какое же ещё, — сказал я. — Вертолетное. Туда свозят вертолеты, которые уже не летают.
— Егор!
— Что?
— Я тебя прикончу!
— Не надо, я хороший, — я улыбнулся. — Извини, не мог удержаться. Ты так забавно испугалась.
— Я тебя сейчас испугаю! Я чуть не поперхнулась.
— Но ведь не поперхнулась же?
— Егор! Так что там с вертолетами? Надеюсь, ты не собираешься их угонять? — с опаской в голосе спросила она.
Я представил эту картину — когда-то я хотел был пилотом именно вертолета, носиться над полями и лесами под вдохновляющую на разрушения музыку Вагнера и чувствовать себя вершителем судеб. Впрочем, как и многие другие мои хотелки, эта осталась нереализованной. К тому же сейчас я хорошо представлял себе, что такое вылет боевого «Аллигатора» и как все враги в окрестностях хотят его приземлить. Во время двух русско-украинских конфликтов было много видеороликов работы этих бронированных чудовищ.
— Это невозможно, котенок…
— Егор!
— Я и говорю — невозможно, — невозмутимо продолжил я. — Там одни корпуса лежат, даже винты сняты, и вся начинка вытащена. Так что никаких угонов, к сожалению.
— А зачем они тебе тогда? — недоуменно спросила Алла.
— Там остаются детальки из магния, а магний это очень ценная вещь, из него можно новогодние фейерверки наделать. Вот мы и позаимствуем пару штук. Они легкие совсем, не надорвемся.
— И это не опасно?
— Ни капли. А на обратном пути сморчков поищем, вдруг нам повезет?
— Егор!
Я рассмеялся. Алла очень забавно возмущалась — у неё морщилась переносица, носик задирался ещё выше, а глаза становились похожими на глаза героев японских мультфильмов. Только они были не совсем милыми — а, скорее, показывали весь её гнев. Гнев маленького котенка.
Алла насупилась, обхватила чашку двумя ладонями и спрятала в ней лицо. Пришлось вставать с уютного лежбища, подходить к девушке и тыкаться лбом в её затылок.
— Извини, Ал. Что-то я сегодня слишком наглый, что ли. Ещё не отошел от разговора с мамой этого… И от них самих…
— Понимаю, — тихо сказала она. — Но хватит на сегодня, я из-за твоих планов сама на взводе, боюсь страшно… Может, лучше будет, если ты от меня уйдешь? И драться ни с кем не…
— Не говори так, — оборвал я её. — Знаешь, у японских самураев есть такой кодекс Бусидо, по которому они живут. И один из пунктов прямо говорит — надо понимать, что позорит честь. Вот если я оставлю тебя из-за угроз этих ублюдков, это опозорит мою честь. И мне останется только совершить сэппуку.
— Что совершить?
— Это у них такой обычай, — объяснил я. — Опозорившийся самурай садился на пол и вспарывал себе живот с помощью вакидзаси, а его лучший друг — я попрошу Жасыма — отрубал ему голову катаной.
— Егор! Что за ужасы ты рассказываешь?! — Алла развернулась ко мне, едва не опрокинув кофе.
— Это красивый обычай древнего народа… ну, не очень красивый, скорее, жестокий и кровавый, но я буду вынужден сделать это. Женщины, кстати, тоже что-то подобное делали, только они горло перерезали.
Все мои познания в кодексе Бусидо и самурайских обычаях были получены из художественных фильмов, которые пока не добрались до советских зрителей, но Алле этого знать не стоило. Она и так восприняла всё это слишком всерьез.
— Егор!