Похолодание, которое накрыло Москву после девятого мая, заканчиваться не хотело. По телевизору я слышал, что это был какой-то антициклон, пришедший из капиталистических стран, чтобы заморозить строителей коммунизма; ведущие обещали, что скоро передовая научная мысль справится с этой напастью и в столице снова будет тепло и солнечно. Впрочем, ниже нуля температура пока что не опускалась, а сегодня вообще обещали довольно комфортные пятнадцать градусов тепла. Для меня все эти цифры никакого значения не имели — мой гардероб не был рассчитан на небольшие колебания показаний градусника, он отражал выстраданную поколениями мысль, что на Руси — ну и в СССР, разумеется — испокон веков было три времени года — зима, сев и уборка урожая. К середине мая зима обычно заканчивалась, а для периода сева я пользовался всё теми же брюками и курточкой, в которых ездил на юг; под куртку надел свитер — и посчитал, что справлюсь с любыми холодами. Пачкать условно-выходную одежду мне очень не хотелось, но другого выхода у меня пока не было. Ещё со мной поехала моя институтская сумка, из которой я безжалостно выкинул учебники и тетрадки, но зато положил внутрь два разводных ключа — вещь в хозяйстве полезную безотносительно добычи магния, — и пару отверток, которые путешествовали с нами на юг. Ну и ломик с ручкой из изоленты тоже — на всякий неприятный случай.
В принципе, я уже был готов к тому, чтобы запрячь Аллу на настоящий шопинг по хорошим универмагам, названным в честь городов стран социалистического лагеря. Они были разбросаны по всей Москве, в них иногда выкидывали неплохие шмотки, что вызывало целое столпотворение. Но там можно было прилично одеться и без пресловутого дефицита, особенно если не слишком внимательно смотреть на цены, а я сейчас мог себе позволить немного пошвыряться деньгами.
Алла оделась, на мой взгляд, ярковато — в красной курточке и в джинсах в обтяжку она буквально притягивала взгляды, пока мы ехали в метро. Но её рюкзак частично скрывал эту красоту, да и менять куртку Алла отказалась наотрез — поскольку этот предмет одежды был одним из немногих, которые у неё остались в память о маме, та купила его дочери буквально за год до смерти. Я не стал применять запрещенный прием и указывать, что Алла уже немного переросла эту куртку, хотя рукава ей были явно коротки.
Стасик не обманул. Дорожку на юг мы нашли быстро; она скрывалась за деревьями, но туда вела натоптанная тропа. Вскоре обнаружилась и просека, уходящая влево — по ней шла линия электропередач. А затем мы попали на огромную поляну, на которой в диком беспорядке валялись корпуса различной авиа- и автомобильной техники. Они были частью ржавые, частью блестящие — поскольку были изготовлены из нержавеющих материалов, но все без исключения носили следы вандализма. Я не знал, что с ними предполагалось делать. Возможно, их хранили для какого-нибудь страшного будущего или до того невероятного будущего, в котором металлурги разработают способы утилизации этого хозяйства. Вот только те же армейские КрАЗы скорее распадутся хлопьями ржавчины, чем дождутся попадания в доменные печи.
Были здесь и корпуса вертолетов — не очень много, но прилично, около десятка. В основном это были остатки продукции конструкторского бюро Миля ранних версий, но ни одной большой «восьмерки» тут не было — эту я узнал бы даже в разобранном виде. Не было и камовских машин с характерными двумя соосными винтами.
Большинство вертолетных останков валялись на этом поле давно; через один корпус даже пробил себе дорогу осиновый ствол. Но парочка действительно появились недавно — дёрн вокруг них был покорёжен колесами тяжелых грузовиков и были хорошо заметны четыре глубоких отпечатка опор автомобильного крана, до краев заполненных водой от вчерашнего дождя.
К этим вертолетам мы и направились.
Распотрошили их знатно. Не было большой балки заднего винта, лопасти были сняты и аккуратно лежали рядом на двух бревнах. Не сохранилось ни одного стекла — и не было похоже, что их разбили. Снаружи и внутри не осталось ни одного прибора, сняли и сиденья пилотов, и все ручки управления, и даже перегородку демонтировали. Двигателя, понятное дело, тоже не было. Свисали какие-то забытые провода, куски внутренней обшивки, которые забыли ободрать до конца; в углу салона первого из вертолетов лежала кучка земли, видимо, попавшая сюда в процессе перегрузки.
— Тут совсем мрачно, — констатировала Алла.
Я был с ней полностью согласен.
— Да, — кивнул я. — Ещё и опасно. Вон там, — я указал в сторону недалекого забора из колючей проволоки, — ходят ребята с автоматами, так что лучше громко не шуметь. Ладно, пошли смотреть, что нам тут оставили.
Мы залезли в салон первого вертолета. Алла просто встала посередине и начала с любопытством осматриваться, а я пошел изучать детальки. Уже вторая мне подходила — я понятия не имел, что она делает, но на ней была нужная аббревиатура. Открутилась она тоже легко — и вскоре оказалась в моей сумке.