Второе сентября Всеволода Цаплина

В промежутках между первыми тостами, поднятыми за верховного мыслителя, Сева сильно колебался в выборе между инструктором районного отдела народного образования и учительницей химии – в равной степени он хотел обеих. Вообще-то, несмотря на сороковник, почти красавицей была председатель комиссии, она же заведующая идеологическим отделом райкома партии. Ее Сева хотел даже больше, чем инструктора и учительницу. Так получилось, что когда он лазил под столами, разыскивая укатившийся апельсин, его взгляд неожиданно уперся в ее узкие лодыжки (а Севе нравились узкие лодыжки). Она словно почувствовала это. Приподняв край скатерти, улыбнулась ему и по-свойски потрепала по волосам: «Вы не заблудились там у меня в ногах?» От прикосновения ее нагруженной кольцами уверенной руки и от этой ее фразы «заблудились… в ногах» Сева возбудился мгновенно, да так мощно, что готов был тут же затащить председателя комиссии под стол. Но его отпугнул ее статус начальницы: он сомневался, что, будучи отягощенной административными функциями, председательша позволит себе раскрепоститься этим вечером.

В результате Севиных метаний выбор пал на кокетливую учительницу химии: она никак не хотела встречаться с Севой взглядом, что его и раззадорило. Выяснилось, что она работает в этой самой школе, в которой они гуляли, и прекрасно знает все ходы-выходы. А из этого следовал важный вывод, что стартовать они могли немедленно, не теряя драгоценного времени.

Вначале они уединились в ее вотчине – в химлаборатории, где набили дюжину колб; слава богу, все кислоты со щелочами и прочие опасные реагенты хранились отдельно в запертом шкафу. Затем освоили для своих целей учительскую, где Сева умудрился повалить со стола завуча на пол фикус. После – кабинет директора, в котором стоял просторный кожаный диван, учительница шпильками наделала в нем дырок.

В перерывах между уединением они возвращались в банкетный зал за очередной порцией спиртного и закуской. Участковая комиссия быстро напилась, плясала и не обращала на них внимания. Сержант вскоре уснул между вазой с ананасными дольками и блюдом с белорыбицей. Участковый без остановки ел и пил все подряд, помогая себе больше руками, чем приборами. Каждые десять минут представитель госбезопасности требовал тишины и опрокидывал рюмку за неприступность государственных границ, поскольку в молодости, как он признался в начале торжества, служил «погранцом».

Когда Сева подустал, роль локомотива любви взяла на себя химичка. В обстановке безудержного веселья в ней проснулись дремавшие доселе причудливые фантазии и неуемное желание. Заботясь о продолжении похождений, она дозированно, чтобы сильно не опьянел, наливала Севе коньяку, затем вручала ему десертную ложку (столовой она не нашла) и настойчиво предлагала без стеснения закусывать черной икрой, в чудотворной силе которой не сомневалась. После краткого отдыха вела Севу на новое место в безлюдной школе.

По мере того как темп их отношений постепенно падал, приемы учительницы становились все изощреннее. Сева не сопротивлялся и позволял партнерше использовать его, как ей вздумается. Последним местом, в котором они занялись любовью, был спортзал. Сначала они освоили козла; высоту ножек можно было менять, этот спортивный снаряд показался им восхитительным изобретением человечества. На брусьях у них ничего не вышло, к гимнастическим кольцам они так и не смогли подступиться, но зато совершенно выбились из сил у шведской стенки и закончили безумный марафон на метровой стопке матов, куда с трудом забрались.

Маты были холодными, жесткими и неприятно пахли искусственной кожей. Химичка нежно гладила Севу по волосатой груди и называла «неутомимым сталагмитом неизвестного происхождения». «Мальчик мой, что ты можешь рассказать мне об оксидах?» – с пьяной хитринкой в голосе спрашивала она, воображая себя учительницей. Сева не мог произнести ни слова. Разбросав по мату руки как плети, он тупо смотрел на баскетбольное кольцо. Свисающая с кольца порванная растрепанная сетка, сбившаяся на одну сторону, в полумраке мерещилась ему безжизненной мошонкой великана, в любовных сражениях потерявшего яйца. Такого истощения организма Сева никогда еще не испытывал.