Он, между прочим, ничего не упустил, но не говорить же ему об этом? Гад, тварь, паскуда, до чего обидно-то...
Расхаживавший по комнате Крашке вдруг резко остановился, сел за стол напротив Спартака, сунул в рот сигарету и толкнул Спартаку через стол серебряный портсигар:
– Ладно, хватит. Курите без церемоний. Побеседуем серьезно. Делу время, потехе – час.
Как только они оказались в гостиной, Крашке без малейшего усилия перешел на русский – и говорил вполне чисто. Спартаку пришло в голову: из прибалтийских, должно быть, недобитый в свое время, сумевший улизнуть остзейский барончик...
– Позабавились – и хватит, – сказал Крашке, без церемоний стряхивая пепел прямо на темную лакированную столешницу. – Пора работать. Надо мной тоже есть начальство, а начальству всегда нужны отличные результаты в кратчайшие сроки... Давайте сразу к делу, товарищ лейтенант... или все же пан поручик? Да какая разница... Несущественно. В общем, я, как вы уже убедились, знаю немало. Но далеко не все, что меня интересует. А у нашей конторы есть дурацкая привычка знать если не все, то, по крайней мере, к этому неустанно стремиться... Откроем карты: я пока не знаю, где можно взять Боруту. А Борута моим шефам крайне необходим. Зато вы, Котляревский, мне точно известно, как раз знаете как минимум две явки Боруты,
– Ничего я не знаю, – сказал Спартак. – Мне не доверяют.
– Глупости. Мы оба знаем, что это глупости.
– Какая разница?
– Значит, хотите быть несгибаемым? – Крашке поморщился. – Мой дорогой, несгибаемость – это чисто техническая проблема. Я плохо разбираюсь в кораблестроении, но знаю: у всякого корабля есть какой-то допустимый предел крена. Стоит его перейти, корабль потонет. Это физика. Или математика, черт ее знает. В общем, чисто техническая проблема. Так и с человеческой выносливостью. Есть порог боли, который человек попросту не выдерживает, как корабль – крена. Всякого можно сломать.
– И вас? – бросил Спартак.
– Ну разумеется, – серьезно ответил Крашке, не задумываясь. – Я такой же человек, как все... но есть существенная разница: не я у вас в руках, а вы у меня. В конце концов из вас и так все выжмут – но вам-то это уже не принесет никакой пользы. Останется из жалости добить то, во что вы превратитесь. И не только вы, – он с пакостной ухмылкой кивнул на дверь в спальню. – Я не буду выдумывать садистские штучки с иголками и паяльниками, к чему? Мы просто отвезем вашу красотку на Стахурскую, туда, где в бывших кавалерийских казармах стоят сейчас ребятки из ваффен СС. Затолкнем в комнату ко взводу солдат и позволим парням позабавиться. Вы себе и не представляете, какие там затейники и фантазеры, осатаневшие от воздержания... А вас где-нибудь в уголке привяжем, откуда открывается отличный обзор. Представьте себе это зрелище в деталях... Ничего хорошего. А главное, вы, именно вы можете оказаться нам и ненужным. Я имею в виду, девчонка сломается первой. Нам с вами, конечно, этого не понять, но знатоки говорят, что у женщин своя, особая психология. Свои страхи и слабые места. Иголки под ногти, скажем, вытерпит, а вот при виде взвода эсесовцев со спущенными штанами сломается еще до того, как первый на нее посягнет. Есть примеры. И в этой ситуации вы становитесь ненужным и неинтересным – она-то знает гораздо больше вас. Такой вот нюанс...