Второй день на царствии

Сняв пальто и калоши с валенками, а также бережно поставив в угол сверток, который принес с собой, Митрич прошел в просторную и светлую гостевую. Коттедж Боголюбова был гораздо просторнее комендантского домика, да и обставлен мебелью более приличествующей московским зажиточным квартирам, чем типовая и грубоватая мебель местных постоянных обывателей. Ну, да оно и неудивительно. В последнее время ученым, занимающимся в сфере обороны страны, власти всех уровней стали уделять куда больше внимания в плане создания им удобных бытовых условий, чем прежде. Митрич нисколько не комплексовал по этому поводу. Он и сам мог позволить себе иметь не менее просторный и хорошо обставленный дом. Просто он смолоду был привычен к спартанской обстановке, да и смысла перед кем-то выпендриваться на старости лет не видел никакого. Как уже говорилось ранее, он поддерживал дружеские отношения с обоими соруководителями проекта, но с Боголюбовым его связывали более теплые отношения, чем с Вострецовым. Объяснялось это просто. Несмотря на то, что по возрасту они с Вострецовым казалось бы больше подходили друг другу (он был всего на четыре года младше академика), тем не менее в присутствии Игоря Николаевича он не чувствовал себя таким свободным, так как слегка робел перед его маститостью и научным авторитетом. Боголюбова же, несмотря на приличную разницу в возрасте (почти 20 лет) считал за своего брата — трудягу, который не только может с кафедры читать заумные лекции, но и в случае чего сам сможет заменить протекающий на кухне кран. Это то и сближало больше всего полковника, привыкшего все и всегда делать своими руками и из подручных материалов и доктора технических наук, которому не понаслышке знакомо обращение с разводным ключом. Поэтому полковник был довольно частым гостем у четы Боголюбовых. Пока нежданный визитер, с удовольствием умащивался в просторное и мягкое кресло, предложенное хозяином, Наталья, живо метнувшись туда-сюда, накрывала на стол, первым делом выставляя бутылку «беленькой», на которую тот взирал, зажмурившись, будто кот на сметану. В углу, сияя плазмой качественного изображения, тихо транслировал какую-то оперную постановку телевизор. Наталья — женщина возрастом около пятидесяти, была почти во всем полной противоположностью мужа. В отличие от застенчивого, невысокого, круглого, как колобок с тихим голосом и плавными и неторопливыми движениями всех частей тела мужа, она была высокой, худощавой, громогласной и всегда улыбающейся с резкими и порывистыми телодвижениями женщиной. За это супруг частенько называл ее в кругу знакомых «моя ртуть». И, тем не менее, при всей ее порывистости, открытости и хлебосольстве, она отнюдь не была лишена чувства такта. Поэтому скоренько собрав на стол, она не стала напрашиваться в мужскую компанию, а еще раз улыбнувшись гостю, без лишних слов оставила мужчин, заявив, что если что понадобится, то она тут — в соседней комнате. Виттель, молча и с восхищением, подивился жене Боголюбова. Другая бы на ее месте, после утренних событий, всколыхнувших всю страну, завалила бы расспросами и причитаниями, а эта, словно жена партизана на допросе. Тут было чему позавидовать. Уйти-то ушла, однако дверь за собой не прикрыла, оставив небольшую щель. «Ай да, молодец» — подумал про себя еще раз полковник.

— Прошу, вас, Михал Дмитрич, как говорится, чем Бог послал, откушать за наш сегодняшний общий успех, — с улыбкой пригласил Алексей Сергеевич полковника. Два раза Митрича звать не надо, тем более на столе в запотевшей с холода бутылке плескалась манящая жидкость, поэтому он быстренько переместился с кресла на стул — напротив гостеприимного хозяина. Однако же и тянуть с основной темой предстоящего серьезного разговора не стал.

— Слыхал, — мотнул он головой в сторону телевизора, — что у нас теперь за новые власти?

— Да. Еще днем в сборочном цеху, — кивнул тот в ответ.

— И что думаешь, по этому поводу, Сергеич? — спросил он у Боголюбова, откупоривая и разливая по рюмкам самарский «Родник».

— С точки зрения человека, связанного с ВПК, могу только приветствовать новый провозглашенный курс, — не стал увиливать ученый.

— Omnis gens dignus est eius rectores[8] — так надо понимать? — спросил Митрич, любивший иногда щегольнуть в обществе скудными познаниями в латыни.

— Absolute ius,[9] — согласился с ним Боголюбов.

— Значит, ты тоже понял, что курс поменялся на противоположный?! — удивился полковник.

— Ну, это трудно было не понять думающему человеку, — улыбнулся своей фирменной улыбкой Боголюбов и снял очки, намереваясь начать опять их протирать.

— А я спервоначалу-то и не понял, как следует. Думал, что «тех же щей, да пожиже влей», — признался Митрич. — Да спасибо умным людям. Растолковали. Ну, ин ладно. Давай тогда за упокой христианских и не только христианских душ — по маленькой и не чокаясь.

Выпили. Митрич привычно крякнул и, подцепив вилкой соленый огурец, с хрустом откусил от него едва не половину.

— Ты, Сергеич, сейчас сказал, что с точки зрения человека, связанного с ВПК приветствуешь новый курс.

— Да.