Второй день на царствии

— Приятно иметь дело с человеком когда-то читавшим Чехова, — ни один мускул не дрогнул на лице Верховного, — вот только я во-первых, не припомню, когда это мы с вами водили дружбу, чтобы мне тыкать, а во-вторых, отвечу тебе словами одного из русских монархов, так вами нелюбимого «захочешь лаять для забавы, — тебе во честь или во славу, а нам бесчестие…»[54] Поэтому я не стану опускаться до вашего лексикона и платить вам той же монетой. Мне глубоко безразлично ваше отношение к моей персоне. Передо мной, как перед главой государства стоят лишь два вопроса: откуда и от кого пришел к вам приказ о начале саботажа, и каким образом и в какие кратчайшие сроки можно ликвидировать это безобразие?

— Не я зачинщик этого, как ты выразился «безобразия», а тот, кто, взобравшись на престол власти, по неостывшим телам президента и его соратников, а так же заточивший в казематы представителей всех ветвей власти, попрал все законы, включая этические и моральные, — с вызовом отозвался тот.

— Это, какие же законы я нарушил? Просветите-ка меня, недалекого? — съерничал, начинающий уже не на шутку сердиться Афанасьев.

— Да хотя бы и Конституцию, — брезгливо скривив губы, уточнил прегрешения диктатора банкир.

Тут уже не выдержал и взорвался Рудов, подскочивший со своего места и ухвативший за лацканы пиджака задержанного:

— Ты кто такой, чтобы вообще вякать о Конституции?! В Конституции ясно написано, что Крым — наш, а ты, пес шелудивый, признал это вместе со своим гребаным правлением?!

— Не прикасайтесь ко мне своими грязными лапами! — заверещал Грех, пытаясь отодрать от себя вцепившегося мертвой хваткой Начальника Оперативного Управления.

— Да мне после тебя педрило, руки в хлорке надо будет два дня отмачивать! — проорал, брызгая слюнями в холеное лицо банкира генерал.

— А, действительно, чем вы оправдаете явное нарушение норм Конституции с вашей стороны? — хитренько улыбнулся Афанасьев, спокойно наблюдая за потасовкой. Рудов уже бросил трепать пиджак Греха, демонстративно вытирая руки о свои штанины.

— Чем-чем?! А ничем! Мы транснациональная кампания и в своих решениях опираемся, прежде всего, на мировое, а не местное законодательство. А мировое законодательство Крым российским не признало! Вот! — фальцетом и на повышенных тонах ответил Грех Афанасьеву.

— Да мне плевать на хоть трижды мировое законодательство! Вы и ваше правление, являясь гражданами России, нарушили ее Основной Закон, не признавая его действия и прямо противореча ему в своих поступках! А знаете, что за такое бывает тем, кто совершает такие преступления?! Да еще теперь занимаетесь подрывом основ социально-экономической деятельности государства.

— К тому же в условиях военного времени, — процедил сквозь зубы из своего угла, уже почти успокоившийся Рудов.

— Можно подумать, вы сами ее соблюдаете, нарушая основные права и свободы граждан, не имея от них на то никакого мандата? — окрысился Герман Оскарович, но уже более спокойным голосом.

— Мы — нет! Не нарушаем. В конституционном Законе «О чрезвычайном положении» присутствуют обстоятельства, временно ограничивающие права и свободы в угрожаемый для государства период, — опять подал голос Рудов.

— Ишь ты, какой оказывается у нас тут радетель о правах граждан выискался?! — разыгрывая истинное недоумение, съехидничал Афанасьев.

— Да! — подхватил тут же Грех. — Мы заботимся о своих акционерах, к коим относится и Российская Федерация, между прочим, и о простых вкладчиках, доверивших нам свои средства. Ибо, признай мы опрометчиво Крым и тогда санкционный вал обрушился бы на простых и не замешанных в ваших политических играх людей. Но вам на них и их чаяния — наплевать, потому что свои капиталы, нажитые путем коррупции и откровенного воровства, вы держите на тайных счетах в частных банках!

— Ба! Я сейчас расплачусь от умиления при лицезрении народного заступника! — воскликнул Афанасьев, всплескивая руками.

— Кто-то же должен в этой стране заботиться о ее гражданах, если этим не хочет заниматься государство! — не понял сарказма генерала Грех.

— Сергей Иваныч, — обратился Афанасьев к Рудову, — ты только посмотри на радетеля о простых людях! На того, кто начал думать о них еще с 98-го года, когда будучи председателем санкт-петербургского КУГИ, за продажу «Сенного» рынка получил взятку в 600 тысяч зеленых. Даже «дело» на него завели тогда с его признательными показаниями, как по этому делу, так и по делу о приватизации дома князя Горчакова.

— Это неправда! — взвизгнул банкир. — Дело было закрыто по причине пропажи ключевых улик!

— Ты наивный немецкий парень, если после того, как прожил в России всю жизнь, продолжаешь считать, что «дела» у нас «пропадают». Нет, голубок, никогда и никуда они не пропадают, а просто переходят в другие руки, — спустил его с небес на землю усмехающийся диктатор. — Продолжать?

Грех угрюмо молчал, сверля его ненавидящим взглядом исподлобья.