Второй день на царствии

— Молчание — знак согласия! — правильно истолковал Афанасьев ненависть в глазах сидящего на стуле «дельца». — А вы на меня Герман Оскарович такими глазками не смотрите! Я на своем веку таких взглядов, ой, как много перевидал. Итак, продолжим, конферанс! Незаконная приватизация АО «Комбинат цветной печати» тоже кладем в ту же копилку. Сколько вы тогда положили себе в карман? Не так уж и много, правда?! Ведь вам пришлось отстегнуть немалую сумму за увольнение, а затем и убийство заместителя прокурора Ленинградской области.

— Я не убивал его, — процедил Грех сквозь намертво стиснутые зубы.

— Верю! Просто заказали это сделать! Убийство Михаила Маневича тоже из этой серии? Ладно. Поедем дальше. Исчезновение господина Коркорана — владельца фирмы «Интероксидентал» и пропажа полутора миллионов долларов тоже не в счет? А ведь он исчез прямо из вашего кабинета. Зашел, стало быть, и не вышел. В камине, что ли сожгли?

— Будьте вы все прокляты! Как я вас ненавижу быдло совковое!

— Опа! А десять минут назад вы так заботились о гражданах «совка»! — продолжал насмешничать Афанасьев. — После того, как известное всем лицо, вытащило вас из хмурого Петрограда в первопрестольную, на пост министра экономического развития, вы ведь не прекратили своей преступной деятельности? Ведь именно тогда, если не ошибаюсь, вы снюхались с представителями зарубежных разведок. Еще предстоит подсчитать, какой урон экономике страны принесло ваше руководство этим министерством.

— Пусть этот радетель вспомнит о «замороженных» вкладах 91-го года. Почему он не компенсирует их?! — опять встрял Рудов.

— Да, кстати, почему?! — согласился с ним Верховный.

— Собрание акционеров приняло решение отложить этот вопрос, — промямлил Грех, глядя в пол.

— А знаете, господин Грех, меня уже как-то не слишком-то и волнует вопрос о том, кто отдал вам приказ о саботаже, — продолжил наседать на него Афанасьев, почувствовав себя в роли Знаменского, Томина и Кибрит[55] одновременно, в своем лице. — Я и так, примерно, догадываюсь, кто бы это мог быть. Сейчас, ребята Николая Палыча, уже наверняка потрошат господина Хосиса — смотрящего за вами со стороны «Вангарда» и «Франклин Тэмполтон». И еще до конца дня мы узнаем много интересного от него. Мне было бы очень приятно опередить тучковских спецов. Поэтому не скрою, что тот из вас кто первым начнет говорить, тем самым купит себе жизнь еще на какое-то время. Не свободу, а только жизнь, — тут же уточнил он.

Грех хранил непроницаемое молчание, но по его напряженному виду было понятно, что он просчитывает варианты своего спасения.

— Итак, господин Грех, я еще раз призываю в добровольном порядке начать сотрудничать с властями, а началом этого должно послужить ваше распоряжение о прекращении саботажа всеми вашими филиалами и отделениями. Вот телефон, — кивнул Верховный на аппарат, стоящий с края его стола, — звоните и приказывайте. Или мне позвать специалистов по причинению «бо-бо», чтобы вам помогли принять правильное решение?

— Для этого надо принять решение на правлении за подписью всех членов, — пробубнил он невнятно под нос, желая хоть как-то оттянуть неизбежное и ежась, представляя, как ему втыкают иголки под ногти.

— Не болтайте ерундой, как говорят в Одессе! Тут перед вами не мальчики сидят. А то мы не знаем, что решения подобного рода никогда не оформляются в письменном виде. Ибо это письменный приговор самим себе. Так что, звоните кому там надо и не испытывайте моего диктаторско-узурпаторского терпения. Вам, так или иначе, придется набирать нужный номер, но только либо целыми пальцами, либо поломанными. Ну же! Не тяните! И без шуточек с кодовыми словами, а то знаю я вас! — подвинул вплотную к банкиру Афанасьев телефон.

— Прикажите мне вернуть мой телефон. Я должен звонить только с него. Иначе там не поверят.

Афанасьев нажал кнопку под столешницей, вызывая охрану. Охрана ввалилась в кабинет еще до того как он убрал палец с кнопки.

— При задержанном был телефон?

— Так точно. Омоновцы передали нам его вместе с ним. Вот он, — достал из кармана своей «разгрузки» телефон один из военных. Афанасьев мотнул головой в сторону понурившегося банкира, чтобы тот передал ему конфискованный телефон.

Грех, как сомнамбула взял трубку и неспешно начал набирать одному ему известный номер.

— Алло. Это Первый говорит, — сумрачным голосом начал он, как только на том конце взяли трубку. — Приказываю по всем подразделениям прекратить акцию.

Неизвестно, что ответили ему с той стороны, только голос его стал тверже и на миг перед генералами предстал прежний — холеный и самоуверенный тип, не терпящий возражений в свой адрес.

— Решение принято на самом высоком уровне. Консенсус достигнут. Примите к немедленному исполнению, — сказал он твердым голосом и, нажав на «отключение» собрался сунуть телефон себе нагрудный карман, но Афанасьев не потерял бдительности, перехватив на лету руку банкира.