— Собственно говоря, — пожал тот плечами, — мне сообщать что-то еще и ничего, кроме того, что я уже сказал.
— Но сами-то вы, как считаете? Стоит ли нам ступать на столь скользкую дорожку во имя достижения высших целей? — задал вопрос Таран и впился глазами в лицо Бурбы, пытаясь просканировать его головной мозг.
— Что касается технической стороны деталей, то тут, конечно, на лицо все выгоды от применения этих средств. Если уж русские не смогли отвертеться от весьма спорного отравления ими семейки Скрипалей и от ответственности за применение сирийцами отравляющих веществ в районе Алеппо и Гуты, то тут уж и подавно им ничего не светит. Любая экспертиза подтвердит советское происхождение начинки снарядов. Тем более что все необходимые маркеры были переданы администрацией Горбачева в ОЗХО еще в конце 80-х. И также любая комиссия подтвердит, что снаряды изготовлены не кустарным способом и лишним доказательством тому будет их маркировка заводским способом, — ответил он на часть вопроса министра. — Что же касается моральной стороны дела…
— Да погодите вы со своей моралью! — перебил его министр, морщась, как от хины. — До этого мы еще дойдем. Меня больше всего сейчас беспокоит именно маркировка снарядов. Ведь наверняка на предприятии-изготовителе имеется журнал «движения боеприпасов» из которого можно выяснить последнюю «прописку» того или иного изделия с датой изготовления, местом отгрузки и хранения. И все это с подписями, как сдатчика, так и приемщика. Что скажете на это?
— Здесь я готов развеять ваши опасения, господин министр, — взял слово Корнийчук. — Во-первых, не факт, что такие журналы сохранились после того, как все химическое оружие Россия по ее словам уничтожила, а наличие оставшегося у нас она не смогла доказать даже в 92-м, когда поднимался вопрос о передислокации всех средств массового поражения на ее территорию после объявления нами о своей независимости. Если уж даже тогда они не смогли этого доказать, то теперь-то уж и подавно не докажут. Поэтому в наличие таких сохранившихся журналов я верю с трудом, — он сделал паузу, чтобы дождаться утвердительного кивка разведчика и набрать побольше воздуха в грудь для продолжения своей аргументации, а когда дождался, то продолжил. — Во-вторых, в деле о сбитом над Донбассом Боинге, как помните, тоже фигурировали записи из подобного журнала, предоставленные российской стороной в качестве своего оправдания. И что? Сильно им это помогло? На эти записи даже никто не обратил внимания. Не обратят и сейчас. К тому же после Солсбери к русским словам нет вообще никакого доверия и это в еще спорных делах, а тут все факты будут на лицо.
— Я вас понял, Сергей Петрович, — улыбнулся как-то по-доброму министр, который обычно являлся его оппонентов в любых спорах, а после опять обратил свой начальственный взор в сторону Бурбы. — Так, что вы там говорили по поводу моральной составляющей?
— Я пока еще ничего не говорил по поводу моральных преград, — вдруг ни с того ни с сего заерепенился Василий Васильевич, — но могу высказаться на сей счет, если желаете.
— Ну-ну, — подначил его порыв министр.
— Сомнений в успешности предполагаемой операции у меня только два. Первое, как я уже успел упомянуть — морально-этическое основание для ее проведения. Я еще как-то могу понять применение подобного рода средств, для нейтрализации наших противников. На войне, как говорится, все средства хороши. У меня не дрогнет ни один мускул на лице, если все они там полягут. Это враги и поступать с ними надо как с врагами. Тут спора нет. Но применять подобные методы в целях провокации против собственного, вполне лояльного населения ради того, чтобы поднять бурю всенародного гнева, это уж извините — мовитон. Все тайное рано или поздно становится явным, а тем более в нашей стране. Долго скрывать истину у нас все равно не получится. И она обязательно всплывет на поверхность всей своей нелицеприятной стороной. И тогда не избежать народного гнева — никому кто будет причастен к этому делу. Какими бы ни были конечные цели, но жертвовать своими гражданами во имя их реализации… Нас просто не поймут ни современники, ни потомки.
— Понятно, — кивнул министр, — а ваше второе возражение?
— Скажу откровенно. Я не доверяю профессионализму наших строевых частей. В стране уже сорок лет ни на одном из уровней не проводились учения с имитацией проведения боевых операций с применением боевых отравляющих веществ. Даже на уровне гражданской обороны. «Портяночники» вряд ли сумеют правильно использовать полагающиеся по штату противогазы. Всех перетравят вокруг, да и сами перетравятся в первую очередь. А это, в свою очередь послужит раскрытию перед общественностью всех истинных целей данной операции.
— У вас все?
— В принципе, да.