Второй дом

Пропустив детей, мы прошли по короткому пути к кабинету через «учительский» проход: там была учительская и кабинет завуча, а также райский оазис, скрытый в кабинете информатики. Ученикам, которым не на информатику нельзя было там появляться, но на то мы и бунтари верно, ох уж этот бунтарский дух, дух сопротивления ненавистному режиму. Пока шли по запрещенному проходу, я лишний раз проверил свои вещи в брюках: телефон и ключи. Причем телефон должен всегда находиться в левом переднем кармане, а в ключи в правом, всегда. Если бы мне приказали переставить их и ходить так весь день, через 5 минут я бы не выдержал и повесился.

Кабинет был в самом конце, мы с Ренатом сразу же закинули вещи на парту и чуть ли не выбежали. Нас буквально «выгнал» заполнивший все пространство в классе кофеин своим отчаянно терпким ароматом. Виной сему была каморка внутри кабинета, где физичка с лаборанткой пили сей прекрасный напиток видимо литрами, иначе, как еще объясняется этот отвратительный запах, который словно бьёт кувалдой твои носовые поры. Может, они с химичкой варили его для последующей продажи, кто знает.

В коридоре одноклассники, обычно славящиеся своей отстранённостью и безразличием, вдруг окружили одиноко стоящего человека в форме, но я не мог различить, что именно это была за форма, виднелась только черная фуражка, которая заметно не подходила по размеру и была уже нужного.

– Черная фуражка? – подумал я – значит кадет.

– Только не военком, бля, я нехочу, не я им живым не дамся, лучше уж пойду кофейку нюхну – предположил Ренат.

– Во-первых, Ренат, если ты не ходишь на эти тупые сборы, это не значит что ты откосишь, во-вторых, ты совсем уже ебу дал от этого кофе, это не военком, фуражка кадетская.

– Каде…Ааа – Рената, похоже, осенило – да ты прав, это Егор.

– Ходков? Не, не. Это не он.

– А ты думаешь, нашу школу решили посреди года в кадетскую переделать. Решение по абсурдности хоть и в стиле этой деньго-выжималки, но это для нее будет затратным. Так что вариантов других нет.

Речь шла о Егоре Ходкове. В свое время я мог назвать этого человека своим лучшим другом, но по стечению обстоятельств мы не виделись уже больше почти 2 года. Он ушёл в кадетское училище. И вроде в самом факте нет ничего плохого, просто не люблю вспоминать его предысторию.

В детстве мы были лучшими друзьями. Уже тогда, лет с 6, Егор был полностью влюблён в режиссуру и мечтал снимать фильмы. Он засматривал и знал наизусть каждый кадр в фильмах Финчера, Тарантино, Нолана и прочих. Мы тогда только и представляли, как он будет снимать по моим сценариям, которые я бы порой сочинял, работая журналистом. Мы верили, что найдем признание и покинем этот ужасный город, но главное – мы бы делали то, что действительно любим. Выпросив и накопив на первую камеру, он бросился осуществлять свои безумные идеи и реализовывать наш четкий план на будущее. Вот нам 15 лет: Егор снимает авторские короткометражки, в основном это просто различные кадры нашего города, снятые с разных ракурсов. И какое же у Егора было уникальное виденье. Это было необыкновенно. Обычной сменой ракурса, света, а также волшебством монтажа он мог превратить наши заржавевшие и выцветшие остановки, обычно заклеенные сверху донизу афишами никому не известных артистов, в произведение искусства. То же он делал и с ларьками и с поликлиниками – со всем. Егор как будто делал то, что всю жизнь мне казалось невозможным – его фотографии или видео делали наш город будто бы ненадолго привлекательным, или, по крайней мере, он обретал какую-то ценность.

Он был интересным собеседником и просто разносторонней личностью. Странно, учитывая вышеперечисленное, осознавать, что я был его единственным другом. По сути, кроме меня с ним никто не хотел общаться, некоторые относились к Егру с брезгливостью. Может, из-за того, что обе его щеки и нос были покрыты веснушками, а может, из-за того, что его отец мотает срок. Сел он лет 8-9 назад.

Весь район обсуждал поначалу просто неприличное поведение Григория Ходкова: пропитого алкаша, просившего на опохмел утром, а вечером пропивавшего пенсию родителей. Егор рассказывал, что, после того как мать ушла, отец и взялся за бутылку, даже бросив работу, – характер у него оказался на редкость сложный. Заливание горя от ухода жены превратилось в зависимость, от которой Григорий, или как его прозвали мои одноклассники – «ёбнутый алкаш», так и не смог избавиться. И вот однажды, в очередной раз, прося в подворотне 10 рублей похмелиться, он наткнулся со своей мольбой, на какую-то женщину, которая начала ему читать нотации. «Ёбнутому алкашу» это не понравилось, да так сильно, что он убил эту женщину. На ней были найдены следы от удушения и множество синяков, я уже говорил, что у него был сложный характер? Тем же вечером его повязали в пивнухе, в ста метрах от места преступления, с ним была сумка той женщины.