Второй год новой эры

Гуг замолчал. Он, подложив одну руку себе под голову, а другую мне на живот, с легкой улыбкой смотрел в светлеющее небо. На его лице были написаны мечтательность, довольство и глубокое удовлетворение жизнью.

Я тоже молчала, думая на сказанными словами. Я всегда мыслила рационально, и сейчас эта рациональность подсказывала мне, что мой муж может ошибаться, что он никак не может знать, какого пола наш ребенок. Но что-то другое, иррациональное, подсознательное, торжествующим гласом перекрывало этот слабый голос – оно возвещало, что муж прав, что все именно так, как он говорит. Что за мистика…

Чтобы избавиться от этого непривычного и немного пугающего меня чувства соприкосновения с чем-то потусторонним, я спросила:

– Дорогой, а… у этого Эйдо есть жена?

Дурацкий вопрос. Но почему-то он меня и вправду интересовал. И мой муж, даже не моргнув глазом, ответил:

– Есть.

– Как же ее зовут?

– Похоже на твое имя, – он улыбнулся, глянув на меня.

– Ну и как? – Я приподнялась на локте, сгорая от любопытства. Надо же – у супруги самого могучего божества имя почти как у меня, а я об этом даже не знала…

– Лиу-ис. Ее зовут Лиу-ис, – ответил муж.

– А кто она? – продолжала я выспрашивать.

Но, кажется, муж уже был настроен вставать.

– Просто жена, – ответил он и поцеловал меня. После чего принялся вставать…

Тот момент особой интимности и откровения стремительно улетучивался в лучах зачинающегося рассвета. Что ж, теперь я хотя бы знаю, что мой муж способен пофилософствовать при свете угасающих звезд, и ничто не помешает нам повторить это в будущем…

Мы приближались к дому. Это был волнительный момент для всех. Экипаж в полном составе сгрудился на палубе; каждый вглядывался в берег нашей обетованной земли, ставшей родной для нас, и мысли от предвкушения встречи с близкими пьянили радостью наш разум.

О да, они все стояли на берегу, у самой кромки воды – мадам Марина, и месье Андре и даже старый месье Антон, со своей седой бородой, а также наши французские школьники и жены-лани месье Петровича и моего супруга. Ветер доносил до нас счастливые возгласы и голоса возбужденные грядущей встречей. Туземки со всей непосредственностью принялись отвечать стоящим на берегу радостными воплями. Затем они принялись орать еще громче и прыгать от радости; и только суровый вождь и мой муж, исполненные солидности и благолепия, махали руками и улыбались. Ну а мы с Лялей визжали и скакали в толпе туземок – и в этом неистовстве выражали то, как сильно мы соскучились по своим, и как рады теперь видеть их всех живыми и здоровыми, радостно встречающими нас.

И вот мы сходим на берег. Боже, как это было трогательно… Мы обнимались и расцеловывались с теми, кого так долго не видели. Первым делом меня заключила в свои объятия мадам Марина. Она все никак не могла отпустить меня, все спрашивала, то и дело пытливо заглядывая в глаза: «Ну как ты, Люся? Все нормально? Точно? Как малыш? Все в порядке? Шевелится? Ты хорошо питалась?» а все ее вопросы я только кивала и вновь обнимала ее. Потом к ней присоединилась мадам Ольга (было видно что ее семейная жизнь протекает тоже вполне счастливо) – теперь они обе обнимали и тискали меня, наперебой задавая вопросы: «Ну как сходили? Все хорошо?»

Гуга, радостно гомоня, облепили наши белые женушки. Я смотрела на эту картину с умилением. Потом мои юные «сестрички» переключились на меня. Обнимали, терлись носами. Я едва сдерживала слезы умиления. Клянусь – никогда ранее, в прошлой жизни, я не чувствовала такой радости при возвращении домой! Эта радость прямо клокотала в мне. Когда я наобнималась с самыми близкими, я принялась приветствовать остальных. Неандерталки были очень тронуты, когда я и их тоже сердечно обняла. Чистенькие, причесанные, здоровые и ухоженные – они были такими милыми в своей мускулистой неуклюжести! По ним было заметно, что они прекрасно освоились в нашем племени и чувствуют здесь себя своими. До чего же все хорошо!

Когда утихли первые восторги, всеобщее внимание обратилось на наше новое «приобретение» – на Виктора Леграна. Люди шушукались, поглядывая на юношу, который всем своим видом представлял разительный контраст с членами племени Огня. Он имел растерянный вид и с любопытством и настороженностью озирался вокруг.

Постепенно возбуждение улеглось. Вечером мы с мадам Мариной и Ольгой сидели в ее комнате и все никак не могли наговориться. Естественно, моих подруг весьма интересовала личность молодого француза. Я вкратце обрисовала им ее. И, наконец, мне был задан давно ожидаемый вопрос, который задала Мадам Марина.

– Ну а как там поживает Жебровская? – спросила она, – Вы пристроили ее за хорошего мужчину?

Вздохнув, я поведала о печальной судьбе нашей диссидентки. Подруги поахали, посокрушались – и вскоре забыли об этом. Ведь существовали гораздо более приятные темы для разговора…