Второй год новой эры

Так, насмешливо, говорила одна часть моей сущности другой. А та, другая часть, вдруг, неожиданно для меня самой, отвечала: «Замолчи наконец. Мои соратницы остались в другом мире, вместе со всем этим глупым феминизмом, который оказался пшиком и не сослужил мне никакой доброй службы, а даже наоборот. Это он вводил меня в заблуждение, создавая иллюзию, что я свободна. Но стоило измениться обстоятельствам – и все это потерпело крах! Я поняла, что все обстоит совсем не так, как меня учили. Феминизм – это просто религия. Но она, как оказалось, не универсальна. А вот убеждения этих русских работают! Они приносят пользу и меняют действительность в лучшую сторону. Так что замолчи навсегда, и больше меня не беспокой. Я буду принимать решения, не оглядываясь на тебя.»

Мое второе «Я» саркастически хмыкнуло, однако умолкло, отчего я сразу почувствовала себя свободней.

Тем временем весть о том, что русские девушки решили рожать, облетела поселок. И вскоре я услышала в коридоре тяжелый топот мужских ног. Затем раздался взволнованный стук. Мадам Марина, которая в это время, огородив кушетку ширмой, проверяла раскрытие шейки у Ляли, кивнула мне – и я подошла к двери. Открыв ее, я обнаружила, что там стоят оба русских вождя – мужья рожениц. Наверное, я не смогла сдержать улыбки – настолько были взволнованы будущие отцы. Месье Андре был бледен, он то и дело потирал подбородок, а месье Петрович, наоборот, раскраснелся от переживаний; и оба они ничем не отличались от других молодых папаш, стоящих в приемной роддома в трепетном ожидании появления на свет своего потомства.

– Как? Что? Все в порядке? Что-нибудь нужно? – сумбурно, наперебой спрашивали они, пытаясь заглянуть в кабинет.

Но я не пускала их внутрь – так распорядилась мадам Марина. Я отвечала, что все идет хорошо, что волноваться не следует. Но разве убедишь молодых папаш не волноваться в то время, когда у них рождается первенец?

– Ээ… Мадам Люси… – обратился ко мне месье Андре, нервно барабаня пальцами по стене. – Пожалуйста, будьте внимательны к моей супруге…

– И к моей, – вмешался месье Петрович, в глазах у которого было заметно плохо скрываемое беспокойство. – Вы же у нас специалист, мадам Люси… Мы вам доверяем самое дорогое…

– Да, мадам Люси, – добавил месье Андре, – вы прекрасный мастер своего дела, и сейчас от вас с Мариной многое зависит…

Я была растрогана чуть не до слез. Оказывается, эти русские вожди ценят меня очень высоко… Я даже не догадывалась об этом. Наверное, мадам Марина говорила им обо мне много хорошего, и вот только теперь я увидела их истинное отношение. Мне было несказанно приятно. И я, не удержавшись, улыбнулась вождям счастливой улыбкой и сказала:

– Месье Андре, месье Петрович. Я прошу вас не волноваться. Все пройдет хорошо, я это компетентно заявляю. Вы можете находиться здесь, в коридоре, а я буду сообщать вам о том, как идут дела.

– Спасибо, Люсенька… – тихо произнес Петрович и в порыве благодарных чувств слегка прикоснулся к моей руке.

Я затворила дверь и вернулась в выполнению своих обязанностей.

– О-о-ой, мамочки мои! – голосила Ляля. – Больно!

Растрепанная, с глазами, полными слез, она стояла, упираясь руками в стену – мадам Марина запретила садиться.

Лиза держалась лучше. Она только приглушенно стонала, когда начинались схватки и крепко зажмуривала глаза.

Я подошла к Ляле.

– Положи пальцы рук на верхушки бедер, – сказала я, и она послушно выполнила мое указание. – Теперь, когда придут схватки, массажируй эти точки. Боль снизится вдвое.

Девушка недоверчиво посмотрела на меня, но с готовностью кивнула. Вскоре пошли очередные схватки. Она интенсивно нажимала на те точки, что я ей показала, и при этом с благодарным удивлением смотрела на меня. Лиза последовала ее примеру.

– Мадам Люси, действительно, помогает! – воскликнула Ляля. – Спасибо вам.

Я честно выходила в коридор каждые полчаса – и вожди неизменно вскакивали со скамьи, бросаясь мне навстречу. Я деловито информировала их о том, как идут роды, и они внимали мне с таким почтением, что мне даже становилось неловко. И невольно в моей голове возникала мысль – а будет ли Гуг так же переживать за своего ребенка? Будет ли дежурить у двери, вскакивая каждый раз, когда Марина приоткроет дверь?