Почему же такое лезет мне в голову? Ведь я решила рожать без мужа, так зачем мне надо, чтобы он переживал? Это будет мой, и только мой ребенок… Но отчего же так щемит сердце, когда я вижу выражение глаз русских вождей, готовящихся стать отцами? Отчего я умиляюсь, видя, как тепло, по-сестрински, относятся к роженицам остальные жены их мужей? Неужели я готова дать слабину и, плюнув на все, согласиться выйти замуж за моего милого дикаря? Ведь можно, оказывается, жить в ладу с остальными женами. Да и наверняка я буду главной среди них. Они ведь уже приходили ко мне с делегацией – тогда еле удержалась, чтобы не расхохотаться. А теперь вспоминаю тот разговор – и не без удовольствия. Вели они себя почтительно, смотрели на меня почти как на божество. Приглашали в свой гарем. Говорили, что буду старшей женой, что они обещают слушаться меня… Сейчас до меня дошло, что ведь они были искренни, и это главное. Они действительно были заинтересованы, чтобы я вступила в их семью, а не просто выполняли указание своего шестнадцатилетнего господина. Ведь мое «членство» в их семье поднимало и их статус, и статус семьи в целом. Я ведь только смеялась и отмахивалась, когда мадам Марина говорила, что я – самая завидная невеста в племени. Но, несомненно, так оно и есть. Я окончательно убедилась в этом, увидев, как почтительно разговаривают со мной вожди, еще несколько месяцев назад и за человека меня не считавшие.
Кроме того, мне довелось наблюдать, как помогают «сестры» с детьми. Разве могла бы мадам Марина спокойно выполнять свои рабочие обязанности, если бы не ее товарка (Нита, кажется – у нее уже есть свой ребенок, а теперь она с удовольствием нянчит обоих)?
Что ж, впервые я решила как следует подумать о замужестве. Но это потом. а сейчас мы с мадам Мариной должны выполнять все четко, быстро и правильно, потому что вдвоем нам будет нелегко справиться с двумя роженицами. Правда, есть еще Фэра, но главная ответственность все же на нас. Это на наши плечи возложен нелегкий труд помогать появляться на свет будущим членам нашего Племени, которые будут строить светлое будущее на этой благословенной земле….
Бывает же такое – вся родовая деятельность у двух русских девушек шла синхронно. И это было не очень хорошо, потому что так мы не могли как следует контролировать процесс. Правда, есть Фэра… Вон она – тоже в белом халате, который ей очень к лицу, снует от одной страдалицы к другой, оказывая, скорее, психологическую поддержку.
Мне вдруг отчетливо вспомнился страшный рассказ бабушки о том, как вместе с ней рожали шестеро женщин, а из персонала было всего трое – в результате один ребенок задохнулся. Ну что гадость в голову лезет! Да моя бабушка была пьяна в тот момент, когда это рассказывала – может, сочинила все. Любила старуха выпить… Кстати, вот что интересно – ЭТИ русские совсем не пьют, даже мужчины. Все это пропаганда, будто они все алкоголезависимые. Гнусный поклеп. А ведь жила бы я в нашем мире – и за всю жизнь бы не узнала, что они, русские, совсем другие, что они во многом лучше нас. Так бы их и презирала дальше… Фу, гнусность какая. Теперь-то воспринимается по-другому. Теперь я почти сроднилась с ними – подумать только! Да-да – стала одной из них, пользуюсь почетом и уважением. Эх, соратницы-феминистки… Видели бы вы меня сейчас. А еще лучше – пожили бы вместе с нами, здесь, в Каменном Веке; тогда бы я посмотрела, как вы будете применять свои идеи…
Так, вроде пока все идет нормально. Вот только Ляля на грани паники. А когда роженица в таком – слишком нервном – состоянии, могут быть разные эксцессы… ну, типа разрывов шейки или еще чего похуже. Хорошо бы ее успокоить, но только как? Я даже имя ее не могу выговорить… Спрашиваю у мадам Марины (она в это время раскладывает рядом с кушеткой разные интсрументы – скальпель, зажим и прочее):
– «Ляллия» – как это будет целое имя?
Секунду она смотрит на меня без всякого выражения, словно вспоминает, а потом говорит:
– Ляля – это «Лариса»….
Я киваю. И как раз в этот момент Ляллия начинает орать:
– Я боюсь, Марина Витальевна! Я не хочу рожать!
– А придется… – сурово усмехается та.
Но девушка нервничает все сильнее.
– А если я умру? Ой, мамочки мои, не хочу…
Вслед за этим раздаются всхлипы. А на соседней кушетке деликатно пыхтит Лиза (вот уж чье имя легко и приятно произносить!) – она вообще ведет себя так, словно ей неудобно за причиненное нам беспокойство.
– Ты не болтай ерунды, хорошая моя, – вздыхая, увещевает Лялю мадам Марина. – Вон, подруга твоя спокойненько лежит…
– А что я поделаю, если мне страшно? – плаксиво отвечает Ляля. – Я же первый раз…
– Ну так и она первый раз! – резонно отвечает мадам Марина.
И тут вдруг у Ляли глаза начинают вылезать из орбит, и из горла вырывается сдавленное кряхтение.
– Ааа! – вопит она. – Что это?
– Все нормально, это пошли потуги, – пытается мадам Марина ее успокоить.
– Малыш скоро выходить на свет, – добавляет Фэра и одаривает девушку лучезарной улыбкой.