– Его аж перекосило, когда он узнал мою фамилию! Он же шовинист! Ненавидит поляков, за людей их не считает, и меня запрезирал из-за моей польской фамилии! Понимаете – только из-за моей фамилии! Все остальное его просто не волнует. Вот за это и отхватил, и пусть не притворяется, будто он, видите ли, внезапно захотел отдохнуть! – И она, переведя взгляд на Виктора, уже по-французски злобно прошипела в своем фирменном стиле: – Чтоб ты сдох, сраный дворянин!
– Люся, – сказал вождь, – переведи Виктору ее слова.
Я перевела. Ситуация, с одной стороны, забавляла меня, а с другой стороны, удручала. Да уж, молодой француз – тот еще тип. Воспитывать его и воспитывать… Это ему еще повезло, что попал сюда, в Каменный Век; окажись он в веке двадцать первом со своими взглядами – проблем у него было бы несоизмеримо больше.
– А теперь спроси – это правда, что он презирает поляков? Это действительно та причина, по которой он проникся к Жебровской антипатией, и нет никакой иной причины?
Я спросила. Виктор некоторое время молчал, бросая настороженные взгляды на русского вождя, который не сводил с него глаз, словно пытался просветить насквозь. Наконец юноша, решив быть честным, ответил:
– Да, это так. Но я не высказывал никаких оскорблений лично в адрес этой девицы. Я вел себя с ней вежливо, как и подобает дворянину. Мои убеждения – это мое личное дело, и они никого не касаются.
Выслушав мой перевод, Петрович, приблизившись к Виктору, заговорил тихо и проникновенно, а я старалась переводить его слово в слово. Месье Петрович великий оратор, и удивительно, как я не замечала этого ранее.
– Да, – сказал он Виктору, – конечно, ты можешь иметь собственные взгляды и убеждения. За них тут тебе никто не отрубит голову. Но если ты хочешь прижиться в нашем обществе и достичь в нем успеха, ты должен привыкнуть оценивать человека не по его принадлежности к какой-то нации, к которой имеешь предубеждение, а исключительно по личным качествам. Это очень важно, юноша. Есть тонкая грань между гордостью и гордыней, и здесь, в нашем весьма разношерстном обществе, очень легко поддаться соблазну начать относиться свысока к тем, кто не похож на тебя, кто, по твоему мнению, стоит ниже тебя. В тебе, как я погляжу, полно всяческих глупых классовых и национальных предрассудков; но ты еще так молод, и что-то подсказывает мне, что при некотором чутком руководстве из тебя может получиться толк. Поэтому рекомендую тебе воспринимать случившееся как урок номер один. В произошедшем действительно есть твоя доля вины.
Месье Петрович перевел взгляд на Жебровскую, которая кривила губы в презрительно-вызывающей гримасе и сплюнул за борт, будто попробовал какую-то дрянь.
– Твоя же доля вины, конечно же, больше, – жестко сказал он, – особенно если учитывать твое и без того хрупкое и незавидное положение, которое ты могла усугубить этим проступком. Ты просто показала всем нам свой низкий уровень культуры и свое плебейство. Уж если гордишься своим аристократическим происхождением, то и веди себя соответственно. А так – все твое поведение убеждает в том, что ты – существо низшего порядка, дикое и неотесанное, которым руководят инстинкты без малейшего участия разума и здравого смысла. Я мог бы просто швырнуть тебя за борт и забыть, но, поскольку у тебя все же нашлось какое-никакое оправдание, не стану этого делать. Просто до конца нашего пути ты будешь сидеть взаперти – а в остальном наши планы остаются без изменений… – И он бросил своим туземным женам, державших Жебровскую: – Заприте ее и больше не выпускайте!
Подвывающую Марину отволокли в ее темный закуток и, захлопнув дверь, задвинули засов. Из-за двери доносились глухие проклятия, но на них уже никто не обращал внимания.
19 мая 2-го года Миссии. Суббота. Около полудня. В окрестностях пещеры клана Северных Оленей.
Виктор де Легран
Вот так я попал в удивительное время, к удивительным людям, которые на удивительном корабле плыли к истокам какой-то реки к спрятанным там сокровищам. По крайней мере, так я думал в начале своего путешествия с русским вождем и его пестрой командой. Вы представляете – в этой компании нашлась даже спесивая полячка, которая сразу после знакомства принялась обливать грязью своих спутников, а когда я показал ей свое презрение, эта сумасшедшая вцепилась своими когтями мне в лицо.