Второй год

Моя воинская вежливость вызвала неудовольствие:

— Капитан? Капитан! — вскинулся Паша, — Был капитан, а теперь — майог'!

Паша перехватил мой взгляд на свои погоны с капитанскими звездами и прояснил ситуацию:

— Ночью г`адиог'амма пг'ишла. Начальник стг'оевой части сообщил утрг'ом в столовой.

И вот этот крохотный комиссар гнал пацанов на губу списками. Не понятно чего он хотел добиться, какую дисциплину в батальоне насадить и какой такой авторитет завоевать, но ежедневно на губу им отправлялось полдюжины свежих губарей. Я не привык к тому, что в моем батальоне человека могут посадить в бетонную душную камеру без всякой вины лишь шакальим произволом и мне это не понравилось. При Баценкове такого не было. Я подошел прямо к Паше и спросил у него:

— Тащ майор, а вы знаете, почему все маленькие мужики такие злые?

— Это у нас "комплекс Наполеона", — победительно снизу вверх посмотрел на меня недоделанный император.

— Нет, товарищ майор. Это от того, что жопа к голове близко. Мозги заванивают.

— Пять суток! Как твоя фамилия, солдат?

Командиру роты я так и доложил:

— Тащ старшлетнант, настоящим докладываю, что службу нести больше не могу, так как получил пять суток ареста от Паши-террориста.

— За что? — Юсуп-ака пропустил и "Пашу" и "террориста" и отсутствие звания "майор" в обозначении вышестоящего начальника.

— За несоблюдение субординации. Разрешите отбыть?

Юсуп-ака задумался и решил:

— Где находится губа знаешь? Я лично тебя туда не поведу. Я тебя не арестовывал. Ты, конечно, кадр еще тот, но пять суток это многовато. Мне в караул уже ставить некого с этим вашим Пашей террористом.

"Ага. Нормально он придумал", — через пять минут думал я заходя в комнатку начкара, — "этот залетный придурок вдруг стал наш. Чей — наш? Солдатский, что ли? Даже сами офицеры от этого сумасшедшего шарахаются. Второй Аскер, ей Богу".

— Здравия желаю, тащ лейтенант, — я выкладывал на стол удивленного начкара ремень, фляжку и звездочку с панамы, — прибыл для отбытия ареста.

— Паша-террорист? — догадался летеха.

— Так точно.

— Вот дурак! Вас скоро уже сажать некуда будет: в двух камерах двадцать восемь человек!

Все пять суток я не отбыл, потому, что меня утром забрал мой друг капитан Скубиев и как обычно в таких случаях назвал меня идиётом.

— А сегодня-то за что я идиот, тащ капитан?

— Знай: с кем можно шутить, а с кем язык лучше попридержать, — посоветовал мне энша, — Отгадай: кто у нас в батальоне теперь первый кандидат в трибунал?

Но военную карьеру мне Паша все-таки попортил. Можно сказать — сломал мой маршальский жезл об коленку. Мы готовились к выезду на операцию и я строил молодых, распределяя обязанности: кто что должен родить для вящего комфорта в грядущей поездке:

— Ты рожаешь пять тарелок.

— Ты — две ложки.

— Ты и ты — две кружки

— Вы, трое — в парк за дровами для всей роты. Если в каком-то ящике патроны или мины, вытряхивайте их на землю.

— Вы, пятеро, со старшиной за сухпаем.

За этим занятием меня и застал вновьназначенный замполит батальона.

— Вы что это, тащ солдат, неуставными отношениями занимаетесь?

— Виноват, товарищ майор… — начал было я, но Паша не дал мне и рта раскрыть.

— Вы, рядовой, командуете младшими сержантами!

Я хотел доложить майору, что я не младший, а целый сержант, следовательно старший по званию. Лычек на погонах нет, потому, что я свое чистое хэбэ сдал в каптерку, а сам одел подменку. Нам завтра ехать на операцию, и распределять работу — моя служебная обязанность.

Но только кто будет слушать, если в ушах вата, а в голове мякина.

— Я тебя запомнил, шутник! — накаляясь верещал Террорист, — Мне такой солдат в батальоне не нужен! Ты меня знаешь? Ты меня не знаешь. Но ты меня еще узнаешь! С ближайшей же вертушкой шагом марш в Шибирган! Там будешь службу продолжать.

Так я попал служить в Шибирган.