Второй год

— Пока он наберется, он два взвода положит. Откуда людей в батальон будем брать, товарищ майор? Посмотрите: вот ШДК четвертой роты, вот — пятой, вот — шестой. И везде — недокомплект личного состава.

— У нас — Ограниченный контингент, — буркнул комбат.

— Ага, — поддакнул Скубиев, — в том числе и по мозгам некоторых вчерашних выпускников ВОКУ. Хорошо, что есть деды, которые могут вовремя поправить молодого лейтенанта, чтобы тот дров не наломал.

— Так ты, Сергей Александрович, за дедовщину.

— Нет. Но я воспринимаю ее спокойно, как объективную реальность.

— Простите, я не понял: какую такую реальность?

— Объективную. То есть существующую помимо нашей воли и сознания.

— Вам бы, товарищ капитан, в политическое, а не в командное поступать надо было.

— Мое счастье, товарищ майор, что вас не было в приемной комиссии.

Я опять провалился в сон, представляя капитана Скубиева семнадцатилетним подростком, в одних трусах стоящего посреди ковра на картонном квадратике перед военно-врачебной комиссией.

— На что жалуетесь? — спрашивает председатель комиссии юного капитана.

Скубиеву холодно стоять в одних трусах. Он поджал под себя одну ногу и обнимает себя руками, чтобы согреться. Он что-то мямлит в ответ, чего никто не слышит.

— Не понял. Громче пожалуйста, — просит председатель комиссии, — Ничего не слышно.

— Ну и кому ты жалуешься? — насмешливо переспрашивает начальник штаба, оборачивается на меня и я вижу его усатое лицо.

— … Ну и кому ты жалуешься? Дедовщина всегда была, есть и будет. И не только как последствие хрущевского сокращения войск в шестидесятых, но и как объективная реальность, — слышу я из-за перегородки голос настоящего Скубиева.

— Это какая же такая реальность, товарищ капитан? — язвительно уточняет комбат.

— Хочешь — докажу? — простецки предлагает начальник штаба.

— Докажи, — требует Баценков.

— Я на примерах. Можно?

— Давай на примерах, — соглашается комбат.

— Кого поставят дежурным по полку в Новый год: командира роты или молодого салагу?

— Ну, ты хвати-и-ил, — укоризненно тянет последнюю гласную комбат — кажется удар угодил в цель.

— А я тебе отвечу, — Скубиев охотно приходит на помощь своему непосредственному начальнику, — в новогодний наряд помощником дежурного пойдет самый молодой летеха в полку. А дежурным заступит капитан-залетчик.

— Это не показатель. Это везде в армии так поступают. Это уже вроде традиции. Никто и не обижается даже.

— Хорошо, — соглашается Скубиев, — давай откинем армию и возьмем гражданскую жизнь.

— А ты ее знаешь, гражданскую-то жизнь? — у комбата снова в голосе звучит ехидца.

— Я понимаю, куда ты клонишь. Ты хочешь сказать, что если мы с тобой в пятнадцать лет поступили в суворовское училище, то о гражданской жизни имеем слабое представление.

— Приблизительное и умозрительное.

— Тогда ладно. Давай возьмем "умозрительный случай" из гражданской жизни.

— Давай, — соглашается комбат, — бери.

— Допустим ты работаешь директором научно-исследовательского института. И вот у тебя освобождается должность начальника отдела. Старика на пенсию спихнули или баба в декрет ушла — не важно. Важно, что освободилось кресло и тебе нужно срочно подыскать замену на открывшуюся вакансию. У тебя есть два наиболее вероятных кандидата: молодой парень, только что защитивший кандидатскую диссертацию и недавно пришедший в институт, и серый, но исполнительный работник, который уже лет пятнадцать работает с тобой. Ничем себя не проявил, но и замечаний не имеет. Так кого ты поставишь руководить отделом: молодого талантливого пацана, от которого неизвестно что можно ожидать, или бесталанного, но проверенного кадра, при котором отдел будет заведомо работать не хуже, чем работал.

— Это перебор, — возражает комбат, — старый сотрудник знает институт, знает основные темы института, знает кто на что способен и кому что можно поручить, а молодой…

— Вот ты сам себе и ответил, товарищ майор, — радуется Скубиев, — исполнительный дед всегда лучше умного "молодого". Именно потому, что он уже пообтерся, знает куда можно, а куда нельзя совать свой нос и может еще подсказать молодым. А "молодой" он еще о-го-го сколько себе шишек набьет…

— Тише, мы не одни, — прерывает его комбат, — за стенкой сержант отдыхает.

Подо мной скрипнула пружина: оказывается, я сам не заметил, что увлекшись таким интересным разговором о корнях дедовщины, не сплю, а лежу на боку, удобно подперев голову рукой и выставив локаторы в сторону штаба батальона. Притворяться спящим не имеет смысла. Я со второго яруса вскакиваю в сапоги, смотрю на часы и тихо обалдеваю: я проспал почти три часа, а вроде только что прилёг. Батальона еще нет, значит Сиглера не нашли ни в сопках, ни в пустыне и батальон неизвестно сколько еще прокатается под солнцем южным и Сиглера, конечно, не поблагодарит, когда найдет.