Второй круг

        Уехал и мой прадед (муж Анны) Иван Комарь с обоими сыновьями, Ананием и Андреяном. Анна с маленькой дочуркой осталась на прежнем месте. Было решено, что она приедет, когда «мужики» обустроятся по-настоящему. Когда же они добрались до Семипалатинска (тогдашняя Омская губерния), их настигла беда.

         Иван тяжело заболел и умер. Случилось это в 1892 году. Малыши остались одни.  Ананию в ту пору  было 13 лет, Андреяну – 9. Переселенческая комиссия направила Андреяна в приют, а Ананий пошёл работать рассыльным в лавку купца Плещеева. Старательный мальчишка понравился купцу. Через несколько лет Плещеев назначил его приказчиком, а затем и старшим приказчиком.

          А когда Ананий в 1902 году женился на сибирячке Вареньке, Плещеев ему помог организовать своё дело. Материально субсидировал.

           После свадьбы молодые поехали на Украину, где мать их благословила и преподнесла ту самую конфетницу.

           По возвращению начались будни без праздников. Постепенно Ананий стал профессиональным мукомолом, построив две мельницы в алтайских сёлах Топольное и Шелковниково. Это была хорошая идея. Хлеборобам выгоднее была переработка зерна на месте, нежели в городе. Скооперировавшись с крупными земледельцами, Ананий создал товарищество «Соединитель» (прообраз современных холдингов).

         Расширяя спектр своей деятельности, Ананий стал брать подряды на строительство. Двухэтажное кирпичное  здание мужской гимназии в Семипалатинске построено под его руководством.

        Время шло. Подрастала дочка Руфочка ( в будущем моя мама). Для неё в конфетнице не переводились всякие вкусности. Училась она хорошо и отец обещал ей поездку в Париж.

        Но грянула война, а за ней и революция, прервавшая жизнь моего деда Анания Ивановича. Он был уничтожен ошалевшеми от вседозволенности красными партизанами, ворвавшимися в город после отступления анненковцев. Власти, как таковой, в эти дни в городе ещё не было. Двоим мерзавцам, пришедшим в его дом, нужны были деньги. Да не бумажки какие-нибудь, а золотые , которых не оказалось.

– Ну, а выпить-то хоть найдётся? – спросил один из них. Выпивки тоже не оказалось. Деда экспроприаторы забрали с собой в штаб. До утра он не дожил. Расстреляли той же ночью. Никаких документов на его уничтожение составлено не было. Всё произошло по устному распоряжению командира отряда.

        Однако  убийцы почему-то не тронули Варвару Васильевну и Руфочку.

Вряд ли у головорезов могла проснуться совесть, поэтому невольно возникает мысль о вмешательстве высших сил.

       Эти замечательные женщины жили долго.  Теперь их уже нет на этом свете, а конфетница жива. Словно неба кусочек, пронизанный солнечными нитями,  украшает стол по праздникам. Если у вещей есть память, то ей, конечно, есть о чём вспомнить.

Шесть рублей мелочью

Однажды в середине мая, когда я вышел из школы после уроков, ко мне подошёл мой одноклассник Талгат по прозвищу Некереков. История этого прозвища такова. Когда-то у его младшей сестрёнки разболелось ухо, и она проплакала почти всю ночь, мешая отдыхать домочадцам. Невыспавшийся Талгат уснул прямо на уроке английского языка, который проводил педагог, известный своими экстравагантными привычками.

Так вот, этот самый Моисей Маркович подкрался к спящему и ухватил его за ухо. Мальчишка подскочил от неожиданности, завопив спросонья:

– Не керек?! (Что надо?! – казахск.) Класс покатился со смеху. С тех пор и стали называть Талгата Некерековым. Некоторые уже с трудом вспоминали его настоящую фамилию.

Друзьями мы с Талгатом не были, просто жили по соседству в татарском краю – исторической части города с многочисленными двухэтажными домами старинной постройки. Низ у этих домов был каменный, а верх – бревенчатый. Встречались и одноэтажные домики. Нередки были затейливые крылечки, резные ставни, придававшие улицам праздничный вид. Кое-где возвышались унылые коробки кирпичных и панельных пятиэтажек, нарушавшие общую гармонию. В одном из таких домов жила семья Талгата, поскольку его отец работал чиновником средней руки в горсовете. Этим Талгат необыкновенно гордился, причисляя себя к элите нашего класса.

Настоящая элита ( дочка военкома, дочка директора универмага, сын начальника ГАИ и иже с ними) его своим не считала. Но он всё равно ходил, задравши нос. Некоторые черты его характера роднили его с легендарными Алдаром Косе и Ходжой Насреддином. Меня он считал лохом, после того, как убедил забраться в цветник за забором дома рядом со школой, приврав, что цветы нужны якобы на день рождения нашей новой учительницы математики.

– Вот подарим ей цветы, и хорошие оценки нам будут обеспечены, – убеждал меня пройдоха. Но вслед за мной в школе появилась разгневанная хозяйка цветника. И тут выяснилось, что никакого дня рождения нет и в помине. К тому же Талгат от своих слов отрёкся, поэтому все шишки свалились на меня.

Поэтому я, ожидая подвоха, с подозрением смотрел на приближающегося ко мне Талгата. А он, как ни в чём не бывало, огорошил меня вопросом:

– Жека! Как у тебя с деньгами?

– Полное затишье, – ответил я,подозревая, что он хочет у меня в долг просить..