Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6

Теперь я был предоставлен самому себе и стал невольно прислушиваться к тому, что незримо хранилось в моей душе.

Нас было трое. Три неразлучных друга. Жорж Девель – юнкер Гвардейской школы[379], Бобка Сукин-Брызгалов – юнкер Южной школы[380] и я.

Молодость и походная жизнь соединили нас, а вечный страх перед неизбежным сроднил нас троих в крепкую братскую дружбу.

Для меня он все еще был Девель, несмотря на то что теперь его уже не было с нами, и я с тоской смотрел на тело дорогого мне человека.

Девель лежал на столе под образами. Колеблющееся пламя каганца неровно освещало его лицо. Оно было спокойно и выражало как бы удивление. Очевидно, смерть наступила сразу, не причинив ему боли.

Было около двух часов ночи.

Вдали на буграх слышались одиночные выстрелы и очереди из пулемета.

Ухо, еще полное дневного шума, слышало несуществующие звуки, а глаз отчетливо видел в перебегающих и колеблющихся тенях создания моего собственного воображения. Мне было немного жутко.

Еще не так давно на одной из ночевок, которые нам теперь так редко выдавались, после солидной порции борща и закурив цигарку из самосада, смешанного с древесными листьями, мы начали философствовать, и он убеждал нас, что каждый солдат имеет свою пулю, которая рано или поздно найдет его. Тогда он был убежден, что его пуля еще не вылита. А вот смотри же, какой-то красный носил ее уже в своей обойме, а он и не знал об этом. Вот и мы с Бобкой не знаем, где и у кого находятся наши пули. Может быть, их еще вообще нет, а может быть, их кто-нибудь уже загнал в дуло своей винтовки.

Мысли переходили от одного к другому. Время тянулось. Старая обстановка потрескивала, и в окна стучался лютый мороз. В хате было тепло и пахло талым снегом и сыростью сохнувшей одежды.

Затихший воздух чутко держал каждый шорох и параллельно с этим мои собственные чувства.

Мне хотелось плакать. Хотелось хоть как-нибудь освободить ту тоску и боль, которые находились в моей душе.

Я вспомнил рассказы Девеля о его матери. О том, как он любил ее и как был дружен с нею. Рассказы о семье, о Гвардейской школе.

Великий Боже, за что Ты наказал нас этой ужасной войной? За что поднял брата на брата? За что разлучил нас навеки с нашими дорогими? Мы не знаем, что с ними, и они, может быть, никогда не узнают, что сталось с нами.

И вспомнились мне слова казачьей песни:

А там за горами, где вьются метели,
Зимою морозы лютые трещат,
Где сдвинулись грозно и сосны, и ели,
Казачие кости под снегом лежат.

Было тихо. Стрельба на буграх прекратилась.

Эта непривычная тишина давала полный разгул воображению и создавала тревожное настроение, готовое каждую минуту перейти в панику. Я посмотрел на Девеля, и меня охватил жуткий страх. Что-то сильное сдавило горло, и тяжелая кровь ударила в голову.

Девель стал вытягивать руку.

Я ясно видел, как разжимались его скрюченные пальцы.

Стол заскрипел, и нога мертвого, соскользнувши, повисла, слегка покачиваясь.

В ужасе я хотел бежать, но не мог двинуться с места.

Его веки полуоткрылись, и он смотрел на меня немигающим взглядом.

Почти без сознания, с диким криком, я выскочил во двор и, добежав до хаты, где спали наши, открывши дверь, упал. Меня била лихорадка, и челюсти стучали одна о другую.

Пока меня привели в себя и мы рассудили, что все это произошло оттого, что замерзшее тело бедного Девеля в теплой хате стало принимать свое нормальное положение, прошло, может быть, около часа.

Вернувшись в хату, мы нашли Девеля лежащим на столе во весь его исполинский рост. Его руки были сложены на груди и глаза закрыты.

У иконы горела свеча, и какая-то старая женщина стояла на коленях и молилась. Может быть, она молилась не только о Девеле, но и о своем сыне, судьбы которого она не знала…

Утром Девель был похоронен, и эскадрон ушел.

Ушли с ним и мы, так как мы тоже принадлежали к этой дружной братской семье, которая называлась 3-м эскадроном, и, садясь в холодное седло и разбирая поводья, невольно думали о той пуле, которая нас когда-нибудь и где-нибудь найдет… А может быть, и нет.

А. Литвинов [381] НА «МОРЯКЕ» В ДОБРОВОЛЬЧЕСКУЮ АРМИЮ В 1918 ГОДУ [382]

Редкому русскому человеку не пришлось испытать в минувшее смутное время и Гражданскую войну всевозможных необычайных положений и путешествий, из которых тогда была соткана жизнь. В настоящее время, увы, слишком многих участников событий этих мы не досчитываемся и многое интересное безвозвратно кануло в Лету. Просматривая список моих спутников по путешествию на «Моряке», я вижу, что чуть не половина их пала на поле брани во время Гражданской войны. Ряды их несомненно сильно поредели с тех пор. Так исчезают участники событий, а с ними и память о самих событиях. Между тем в каждом имеются факты, не лишенные интереса для историка пережитой бурной эпохи.