Наш полк вернулся на станцию Кавказская, и на следующий день наш второй батальон был переброшен по железной дороге на станцию Милованово на линии Кавказская—Екатеринодар. В станице Ладожской мы заняли нагорный правый берег Кубани, обстреливали красных, занимавших позиции на левом берегу, и больше отдыхали, чем воевали. С помощью примитивного бронепоезда часть батальона совершила диверсию в сторону Екатеринодара, где главным силам армии пришлось вести тяжелые бои с армией Сорокина под Кореновской, Выселками, а в заключительной стадии операции – под самым Екатеринодаром.
ПО СЛЕДАМ ПАМЯТИ
[137]Поход за добычей патронов и снарядов почему-то связался в моей памяти со станицей Кисляковской (хутор Кисляковский, вблизи станции Крыловская, часто упоминался в то время. Бои велись у Крыловской). Отчетливо запомнилась фигура командовавшего нашим отрядом генерала Казановича, шедшего с нами, с рукой на белой повязке через плечо. Помню густые цепи красных, одна за другой спускавшиеся на нас по склону местности. Ходили в атаку и мы. Под Пасху, не помню уже из какой станицы, мы отправились на подводах в Гуляй-Борисовку, куда, по нашим сведениям, отступала из-под Батайска армия Антонова. Большой привал был сделан в каком-то хуторе. Отведенная нам хата оказалась пустой – хозяева исчезли. Во дворе нашли мы большую кадку с водой, полную свежих живых раков. Раздобыли большое ведро, развели костер, сварили раков и пировали на славу. Не знаю, почему это незначительное происшествие твердо запечатлелось в памяти.
К вечеру двинулись дальше. Ровная, спокойная дорога нагоняла сон, и почти все мы спали. Разбудило приказание собраться, развернуться в цепь и двигаться вперед. Влево, чуть впереди уже загорелся бой. Слышны были пулеметы. Долетели и пули, недолго гремел ставший жарким бой. Обогнув оставшуюся слева ветряную мельницу, мы вскоре очутились у самой слободы и заняли ее.
Небольшие потери были у корниловцев.
Из очищенной от красных слободы бежало почти все ее население. Куда? Почему?
Нас развели по квартирам. Дома пусты – в печах полно. И печеное, и вареное! Сегодня Пасха Христова, не идет ли в церкви богослужение? Все равно – нет времени. Нас, восемь человек, отправили на восточную окраину, куда ведет главная улица слободы, для наблюдения за большой дорогой. Заняли мы крайний правый, довольно большой дом. Секрет из двух человек следит за дорогой; остальная застава отдыхает в доме. Время от времени на дороге появлялись один-два человека, почти все с винтовками. Когда они подходили ближе, мы выходили из своего укрытия и забирали их. Никто из них не оказывал сопротивления, заявляя, что они жители слободы. Собрав порядочную группу, мы отправили ее в штаб на проверку. Но когда и куда ушли мы из Гуляй-Борисовки – совершенно позабылось.
Стоянку в станице Мечетинской помню хорошо. Там многих из нас произвели в прапорщики и вскоре, как донцов, откомандировали в распоряжение штаба Донского Войска. Наши документы были подписаны полковником Писаревым и есаулом Дьяковым. Подводы доставили нас в станицу Манычскую, где мы погрузились на пароход, с которым и доехали до Аксая. Никогда не забуду той атмосферы, которая царила в этой станице: на площади полно немцев; все прекрасно одеты; физиономии откормленные. Играет оркестр. Офицеры прогуливаются с надменным видом, не удостаивая никого своим взглядом. А мы? Оборванные, измотанные боями со ставленниками этих «культуртрегероев». Смотрели и стискивали зубы.
В Новочеркасске сразу явились в Войсковой штаб, помещавшийся в здании семинарии, где каждый уголок был так знаком, так памятен и поныне. Я просил о назначении меня в часть и разрешения на короткую побывку домой. Явившись в назначенный для ответа день, я получил приглашение зайти через два дня. Тот же ответ ждал меня и тогда. В четвертый раз я уже не пошел. Приятель уговорил поступить в 4-ю Донскую сотню Дроздовского конного полка. Поболтавшись немного по Новочеркасску, я снова отправился в ст. Мечетинскую, но уже на коне, в составе отряда Дроздовского. Опять Аксай, Маныч, Мечетинская. В моем новом полку было много офицеров, и вскоре он был назван: «2-й конный Офицерский полк».
В полку вовсе не было зеленой молодежи; одеты были почти хорошо. Видна была выправка, подтянутость. Конь мой, с подстриженным хвостом и гривой, не был красавцем, но зато его не надо было объезжать – повод он знал прекрасно.
В один из первых же дней по прибытии в Мечетинскую Высшее командование армии устроило отряду встречу и смотр. Во все продолжение стоянки в полку шли строевые занятия. Командиром нашей сотни был лихой есаул Фролов[138]
, считавшийся лучшим джигитом в Николаевском кавалерийском училище.