На Троицу выступили мы из Мечетинской в направлении станции Торговая с прилегающей к ней слободой или селом Воронцовкой. По соседству с ним было другое небольшое село, кажется Капустино, в котором сосредоточились силы красных. С нашего участка нам приказано было атаковать их. Лихой атакой мы опрокинули противника, но заплатили за успех дорого: смертельно ранен командир сотни! Не пришлось мне лучше узнать этого доблестного офицера!
В командование сотней вступил есаул Силкин[139]
, подчеркнутый кавалерист, подтянутый, чисто выбритый, хорошо одетый, усики вверх. Впоследствии, перед 2-й мировой войной, я часто встречал его в Париже, где, уже слегка отяжелевший, в скромном положении шофера, он все же не потерял вида кавалериста. Дальнейшая судьба его была печальна: в Лиенце, в числе выданных на расправу Сталину всех казачьих офицеров, был и полковник Силкин, отправленный в один из крайних северных концентрационных лагерей. Уже много времени спустя кто-то из ускользнувших рассказывал о его последних словах, обращенных к окружающим:«Нас ожидает ужасное будущее, но мы должны оставаться мужественны и сохранить свою честь!»
В тот же или на следующий день узнали мы о новом ударе, и на сей раз для всей армии: по соседству с нами, у станции Шаблиевская, смертельно ранен осколком снаряда никем не заменимый генерал Марков! Тяжелая потеря и для Главнокомандующего генерала Деникина, потерявшего не только друга-соратника, но и свою «правую руку»! Уходили в могилы лучшие герои-патриоты, столь необходимые для бьющейся, едва возрождавшейся армии.
Вышли мы на Маныч. Вперед посланы люди искать брод в топкой и широкой реке. Подошли к Манычу. Вправо – железнодорожная насыпь и мост, на который с противоположной стороны несся пущенный красными паровоз – по-видимому, с целью где-то что-то разбить. Поскакавший к насыпи генерал Деникин повернул нас влево, и нам не пришлось видеть последствий атаки паровоза.
Поздно вечером перешли Маныч по мосту и отправились на ночевку в Великокняжескую. На следующий день повернули на Прочноокопскую. Здесь я получил приказание в сопровождении двух всадников доставить очень спешное донесение полковнику Кутепову, наступавшему с юга на Белую Глину. Было совсем темно, когда мы очутились в степи. Нигде ни души. Надо спешить! Ориентироваться нелегко. На небе все же видны какие-то светила: взглянешь – и дальше. К счастью, части полковника Кутепова растянулись по дороге, и мы наткнулись на их хвост. С робостью подъехали. Свои! Поскакали в голову колонны, где находился полковник Кутепов. Я передал ему конверт с донесением…
В Белую Глину мы ворвались с частями полковника Кутепова. Со всадниками других частей мы ловили метавшихся красных и набрали их порядочно. С рассветом вернулись в свой полк, вошедший в село с противоположной стороны. Явившись к командиру сотни, узнали о жестокой резне в Дроздовском полку. Среди погибших и доблестный командир батальона полковник Жебрак! Еще одна большая потеря!
Где-то в этом же районе пришлось мне быть с двумя казаками в глубокой разведке: надо было выяснить, занято ли село красными частями. С утра двинулись указанной дорогой на юг. Взъехали на высокий подъем и долго шли степью, пока совсем вдали не показалось село. Несмотря на страдную пору, нигде не было видно людей. Продвинулись дальше. С высоты занятого нами для наблюдения косогора было видно большое село, южная окраина которого терялась в плохо видимой дали, и невозможно было разобрать, что в нем творилось. Неожиданно там показалось густое облако пыли, направлявшееся в нашу сторону. Приняли меры предосторожности, но вскоре увидели, что наступавший противник был просто стадом коров. Картина мирная. Осторожно начали спускаться в село. Дошли до первых, расположенных друг против друга хат. Людей не видно. Двое остались на улице, один пошел в хату. Мужчин – никого, одни бабы. От них узнали, что на другом конце села есть небольшая группа большевиков. В другом доме собранные нами сведения подтвердились. Мы вскочили на лошадей и снова поднялись на прежний косогор, где снова остановились и некоторое время наблюдали село. Там царила все та же тишина, но издали послышалось несколько выстрелов и характерный звук пуль на излете. Не торопясь, выехали на равнину и поскакали к своей части.
В бою под Тихорецкой сотня не участвовала, а возможно – не участвовал я, так как не помню, были ли мы тогда в каком-нибудь другом деле. А бой под Тихорецкой был большой, и в нем особенно пострадал наш 5-й эскадрон, в пылу атаки перескочивший красные окопы и попавший под перекрестный огонь. Уже после боя наткнулись мы на дороге на разбитый снарядом бронеавтомобиль красных.
Сильный и упорный бой был и под Кореновской, где запомнились рвавшиеся во дворах нашего расквартирования снаряды, кажется шестидюймовые. И опять, как четыре с половиной месяца тому назад, корниловцы понесли у той же станицы большие потери. Особенно наседали матросы, и, если память мне не изменяет, с противной стороны были и китайцы.