Мы подняли свой «Корниловец» с нашитой на нем эмблемой. Были установлены условные знаки ракетами. Приказав Чирикову следить за нами и докладывать генералу Боровскому о нашем продвижении, Гунько скомандовал: «По машинам!» – и, справившись о нашей готовности, тронул машину. Уверенно и мощно, на третьей скорости, шел «Корниловец» в бой… Махая фуражками, приветствовали нас запыленные родные пехотинцы…
Но вот голова колонны осталась позади. Впереди, как на ладони, в низине развернулась панорама огромного села. На окраине его, седлая нашу дорогу, отлично видны окопы и снующие вдоль них черные фигурки большевиков. Опустился на машине передний щит с надписью «Корниловец», Гунько и Назаров прильнули к непробиваемым стенкам.
– До въезда в село не стрелять! – приказывает нам Гунько.
– Есть! – вместо «слушаюсь», весело и задорно отвечает Федосенко.
Проходим окопы. Сжимая ручки затыльника, поворачиваю башню и навожу пулемет вдоль окопа, но не стреляю. Мгновение – и мы мчимся по селу. Стоял прекрасный солнечный день. У одной хаты броневик останавливается. Гунько открывает боковую дверь и громко кричит: «Пойди сюда!» Подбегает перепуганный местный житель.
– Куда пошла артиллерия?
– Яка антилерия?
– Говори, так то тебя и так, а то спалим хату.
Тут взор крестьянина упал на флаг и надпись. Он широко открыл рот и пролепетал:
– Не знаю, пивчаса потекли по той вулици, а скильки их, не бачив.
Захлопнулась дверь, и мы мчимся дальше. Повернули на улицу влево. Мне до сих пор казалось, что прежде всего необходимо наблюдать мелькающие мимо хаты, Федосенко же держал пулемет по ходу машины.
– Стой! – командует Гунько…
Затрещал пулемет Федосенко. Повернув башню, я увидел несколько запряженных линеек и бегущих и перелезающих через плетни красноармейцев. Я пропустил по ним несколько очередей. Пулемет работал отлично. Тихим ходом машина пошла дальше и, выйдя за околицу, остановилась… Дальше дороги не было. Шум мотора не позволял нам уловить какие бы то ни было посторонние звуки. По пыли мы обнаружили стрелявшую артиллерию и, сильно обстреляв место ее расположения, поехали обратно.
На улице – ни души. Встречные безоружные местные жители при приближении броневика спешили укрыться во дворы. По нас не было сделано ни одного выстрела. Гунько снова останавливает машину и подзывает одного крестьянина.
– Где ваш штаб? – мягко спрашивает он у него.
– Да где ж ему быть? Как стоял, так и стоит у церкви…
Мы едем дальше… переезжаем мост. Тут, откуда ни возьмись, вслед за нами на мост въезжает подвода с красноармейцами. Одной-двумя очередями Федосенко положил на место лошадей и очистил подводу, но она запрудила нам обратный переезд через мост.
– Пропали теперь как мухи, – обернувшись к Федосенко, в сердцах сказал ему Назаров.
Машина останавливается, и Гунько снова зовет кого-то.
– Слушай, – говорит он подошедшему крестьянину, – если через десять минут не будет очищен мост, вернувшись обратно, мы спалим все эти хаты…
Мы едем дальше и видим – навстречу нам идут толпой красноармейцы. Многие из них, не успевшие скрыться, пораженные нашим огнем, остались лежать на пыльной дороге.
Свернув затем в сторону, мы очутились на церковной площади, где у желтого здания торчал огромный красный флаг. На площади – ни души, но в окнах здания видны люди. Отчетливо слышен артиллерийский огонь, и видны разрывы снарядов. Вдруг на площадь вылетает некрытый броневик и из него выглядывают матросы. Гунько двинул ему навстречу машину, мы первыми открыли огонь. Несколько ответных пулеметных очередей прошли мимо «Корниловца», и матросы, прикрываясь своим броневиком, разбежались.
С замиранием сердца смотрели мы, как Назаров, выйдя из машины, подошел к большевистскому броневику. На переднем щите его было красной краской выведено: «Черный Ворон»… Взобравшись на машину, Назаров выбросил из нее убитого матроса.
– На полном ходу, – весело крикнул он нам и двинул вперед «Черного Ворона», но вдруг, крикнув: – Еще броневик! – двумя прыжками очутился на своем месте.
Безклубов подал нам бронебойные ленты. Лязгнули замки пулеметов, и мы приготовились. Прошло несколько секунд, и на площадь с клубом пыли вылетает огромный броневик.
– Отставить! – кричит Гунько. – «Верный»!
Обе братские машины сошлись. Командиры их вышли и радостно приветствовали один другого. Командир «Верного», капитан Нилов (ныне здравствует в Париже), сообщив нам, что большевики отступают по окраинам села, сел в свою машину, и она в облаках пыли скрылась в одной из боковых улиц площади. Так был взят «Черный Ворон», переименованный в «Партизан» (а не оставлен красными, как сказано в 1-м томе «Марковцы в боях и походах за Россию»).