Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6

Так, пять штаб-офицеров из состава моего бронепоезда, вышедшие с нами в Первый поход или присоединившиеся в начале его, все – войсковые старшины, заслуженные старые офицеры Великой войны, командовавшие дивизионами или пластунскими батальонами или бывшие помощниками командиров полков, но не подходившие для пулеметного строя, были мною распределены на разные роли.

Войсковой старшина Староверов[161] числился моим помощником. Войсковой старшина Цыганок[162] заведовал хозяйством и нестроевым обозом. Войсковой старшина Бай-Бабаев, бывший командир стрелкового дивизиона 5-й Кавказской казачьей дивизии, был ездовым на хозяйственной повозке. С ним в Первый поход вышла и дочь его, работавшая сестрой в санитарной части, как и другая, профессиональная сестра Ника Николаевна или просто Ника. Фамилия ее стерлась из моей памяти, так как по таковой никто и не называл ее.

Была у нас и женщина-прапорщик. Безвестная героиня. Пробыла у нас недолго, так как по моему ходатайству генерал Марков перевел ее к себе в ординарческую команду. Может быть, первопоходники, составлявшие ординарческую команду при генерале Маркове, вспомнят, кто она была и как ее звали, так как у меня совершенно стерлось из памяти ее имя.

Появилась она при нем уже после того, как мы, оторвавшись от Екатеринодара, после смерти генерала Корнилова, двинулись в направлении Дона.

Была у нас в Дядьковской дневка. После боев у Екатеринодара и нашего форсированного марша – первый спокойный день. Казаки станицы встретили неожиданных пришельцев ласково и с хлебом-солью. Я расположился в небольшой комнате. Стол, несколько стульев и узкая тахта. Дверь выходит непосредственно во двор. Там находятся и хозяйственные постройки. Время полдничать. Хозяйка уже приступила к хлопотам. Накрывает, суетится, выходит во двор. Кухня где-то в другом месте.

– Вас хотят видеть, – обращается она ко мне.

– Кто? – спрашиваю.

Но она, не отвечая, распахивает дверь. За порогом вижу юношу лет так семнадцати. В солдатской, хорошо пригнанной шинели. На голове серая смушковая папаха образца, принятого в пехоте. Без погон. Талия перетянута ремнем.

Увидев меня, подтянулся и отдал честь.

– Войдите, – пригласил я.

У меня сидели, в ожидании обеда, мой помощник и хорунжий Ивченко[163], выполнявший обязанности и ординарца, и заведующего канцелярией. С ними я обсуждал очередные вопросы.

– Кто вы такой?

– Прапорщик такая-то.

Передо мной была женщина-прапорщик. Ей было девятнадцать лет. Девица. Дала объяснение, что скрывалась последние дни у хозяйки, в доме которой мы остановились. Москвичка. Прибыла на Кубань с одной своей подругой из Ростова, с намерением вступить в ряды Добровольческой армии. Двинулись дальше на Тихорецкую. После многих мытарств, потеряв по дороге свою попутчицу, добралась до Кореновской. Положение там оказалось почти безвыходное, но выручил случай. В ней принял участие казак из Дядьковской, который возвращался телегой домой после выполнения у красных «реквизиционной обязанности», и скрыл ее там.

– Прошу принять меня в вашу часть.

Неожиданное появление этой девицы-прапорщика и желание ее поступить к нам в пулеметную часть, признаться, сильно меня смутило. Мысли понеслись в недавнее прошлое. Семнадцатый год. Июнь месяц. Мы расположены в Двинском лесу. Недалеко немецкие позиции. Русская армия получила приказ перейти в «революционное наступление». Мимо нас проходит женский батальон Бочкаревой. Эта встреча с проходящим мимо нас женским батальоном производит на нас гнетуще-тяжелое впечатление обиды за «слабый пол». Молча провожаем глазами их удаляющиеся ряды. Им приказано атаковать позицию немцев.

Слышим – ввязались в бой. Стрельба все сильнее. Выстрелы орудий. Рвется шрапнель. Таким салютом встречают немцы русских амазонок… Расстроенные, окровавленные, в пыли и грязи бегут мимо нас по лесу обратно, преследуемые шрапнельным огнем, воины женского батальона. Это было их первое боевое крещение…

– Хорошо, я вас принимаю. Садитесь, прапорщик, с нами. За обедом поговорим об остальном.

Сели и приступили к трапезе. Хозяйка одобрительно посмотрела на нас, видя свою опекаемую в нашей среде.

– Расскажите, – обращаюсь к ней, – как вы скрывали прапорщика у вас. Не боялись?

– Да просто. Переодела ее в наше женское. А боялась ли – не дюже. Моя «племянница».

Почти к концу обеда меня вызвали к командиру полка.

– Вот что, – были его первые слова, – приготовьтесь, к вечеру мы выступаем ночным переходом головной колонной. Пришлите мне своего связного, через которого получите указание часа выступления.

Переговорив еще о других вопросах, я при прощании докладываю:

– Ростислав Михайлович, разрешите вам доложить. Сегодня ко мне прибыло новое пополнение, – и рассказал ему о появлении у меня женщины-прапорщика.

– Как думаете ее применить?

– Сказать правду, еще не решил, но в строй, во всяком случае, не поставлю, – и рассказал ему о виденном под Двинском.

Возвратившись к ожидающим меня, даю указание: