Второй патрон

Здесь они сосредоточенно закуривали, и пару минут стояла гнетущая тишина, над которой парили клубы сигаретного дыма. Затем кто-нибудь начинал с претензии другому, или критики чьих-то деловых качеств. Визави начинал оправдываться, либо немедля переходил в наступление, указуя тем на несовершенство и самого "отличника боевой и политической подготовки".

В какой-то момент заметили и Снеговского. Претензий к нему не было, огрехов по службе за ним также не водилось, а какое и было, то не значило столько, чтобы ставить в укор. В разговоры Снеговской вступал редко, друзей не заводил, в компаниях был тих и всегда держался несколько в стороне. За это его недолюбливали. И хоть Артур Станиславович довольно хорош был, как картежник, всем казалось, что молчаливый капитан, соблюдающий дистанцию, презирает их.

– А вы, капитан, отчего опять скушны? Не определением ли вашему ненастью поражение на любовном фронте, или тому иная вина? – обратился Николай Сергеевич, прапорщик в годах, к стоящему через капитана и еще одного старлея Снеговскому.

Как это ни странно, но в полку офицеры общались исключительно по имени-отчеству и на "вы", что в наше время безусловно редкое явление для армии. Разгадка крылась в том, что весь без исключения полк играл. И порой так азартно, что любое самое срочное приказание свыше откладывалось до завершения "круга".

 Командир части, сам заядлый картежник, беззастенчиво просаживающий полковую казну, при объяснении служивым причины невыполнения приказа, где ею указывалась игра, одобрительно кивал и тут же задавал вопрос: – Что, Валерий Игнатьевич, неужто проигрались? Ох, бездельник! Ох доиграетесь вы когда-нибудь с огнем! Ну-ну, вижу-вижу… В глазах потаенная печаль, на лице обида и недовольство! Колитесь, дорогуша, пока я в настроении, что и как.

И очень любил, если стервец ответствовал: – В пух, товарищ командир! В чистейший пух, как есть проигрался. Полсотни, что оставались от жалованья, словно корова языком слизала. Так уж сложились козыри у противника, что столоваться мне в казарме пару недель. Посижу на казенных харчах, что уж теперь – тем сходу озвучивая ниспосланное небесами наказание за невнимательность. Удовлетворенный ответом мот о двух больших звездах в погонах все же не упускал случая пожурить проказника, а, промучив разгильдяя минут двадцать, отпускал, озадачив того иным срочным заданием.

 На «круге» шельмовали практически все. Малое шулерство не наказывалось. Часть стояла на боевом дежурстве, и времени на игру всегда было в обрез. Потому ломать "банк" из-за пойманного за руку плута никто не собирался.

– Ну, уважаемый, Петр Дмитриевич, вы что же себе позволяете? Вчера попытались сбросить карту из прикупа, сегодня. Так не годиться. Просим вас эту восьмерку треф взять обратно, а скинуть фигуру которую вы хотели зажулить.

Выкажут недовольство, случившейся паузой "накатят" по «сотке» разбавленного ректификата, и игра продолжается.

Не "расписать пулю" офицером хоть раз в неделю считалось чуть не преступлением. Поэтому каждый, за редким исключением, ходил в должниках. Другим развлечением в полку был бильярд. И хоть лузы стола были сильно разбиты, шары в многочисленных сколах, а сукно поистёрлось в углах, эта потеха стояла во втором ряду после карт.

– А они у нас, как я приметил, всякий раз загадочны и отчитываться про женщин стесняются, – съязвил другой старший лейтенант с странною фамилией Мыц.

Снеговской решил отмолчаться, не желая тратиться на пустую болтовню, но тут ещё один офицер продлил в огонь маслица.

– Артур Станиславович почему-то ставит себя над нами. А, Артур Станиславович? Не так ли? Ведь взяли на ум, что мы не пара вам?

– Товарищ капитан в погонах вставки носит, тулья неестественно выгнута, да ещё и ногти всегда полирует пилочкой, – непонятно к чему втиснул очередную глупость Мыц.

Но пошатнуть хладнокровие Снеговского, хоть стало понятным – интерес к нему у многих, стоило больших трудов. Не на того напали. Артур Станиславович решил простить хамов, списав ихнюю дурь на действие излишнего алкоголя. Не те времена, не дуэльные. Значит, и раздувать историю, смысла нет.

Собственно скандалу родиться было не суждено. Входная дверь квартиры сначала со скрипом и позднее сильным грохотом распахнулась, и на площадку вывалился заметно ослабевший коллега из залетевших на огонек. Чтобы держать равновесие он левой рукою ухватился за перила. Правая же его рука какое-то время то вскидывалась, то производила медленные беспорядочные кружения.

– Господа, дайте сигарету. Ну, пожалуйста, дайте закурить – пророкотал нетвердо стоящий сослуживец.

Сигарету ему протянул Николай Сергеевич.

– Огня! Подайте скорее огня, перем-м-м-мать вашу! – буйствовал наглец.

Поднесли и огня. Подкурить долго не получалось. На помощь пришёл все тот же Николай Сергеевич. Он аккуратно вынул сигарету из зажатой руки гостя, подкурил её и вернул страждущему. Тот глубоко затянулся, ненадолго замер и, картинно откинув голову со смешно вытянутыми губами, выпустил дым.