Второй патрон

– Господа, вы мне нравитесь, – сделал он глубокомысленное заключение, чем вызвал похвальные возгласы и необидный, дружный смех окружающих. Но офицер расценил это по своему разумению, и началась перепалка.

– Ржете! – зло выкрикнул вдруг он и после небольшой паузы снова: – Вы тут ржете, как лошади, а его уже нет. Вы черствые люди. Вам бы, сука, только водку жрать и баб окучивать. А его уже нет. Разве не ясно – нет человека. Нет. А вам по херу. Вам мало, а?

– Да вы успокойтесь, пожалуйста, коллега. Скажите, погибший вам друг? – зачастил кто-то из куривших, поняв о чем речь.

– Во-о-от. Я так и знал. Вам бы только друг чтобы. А вот просто челов-в-века не стало? Что, не считается?

– Ну, полно. Мы ни в чем вас не обидели и чести вашей не задели. Успокойтесь и идите за стол, – вмешался следующий, взяв скандалиста под руку, чтобы указать путь.

 Тут началась обычная сцена препирательств и уговоров, в результате которой всем участникам пришлось насильно препроводить разгоряченного товарища за стол, почему и пришлось оставить задымленную площадку.

Первым в квартиру протиснулся Мыц, который за рукав тянул буяна. Прапорщик и старший лейтенант подталкивали штрафника в спину, не давая возможности изменить ему курс. Позже всех внутрь зашёл Снеговской. Он тотчас поймал тревожные глаза Ниночки и на немой вопрос искрящих небесной синевой зрачков прищурился и полушутя слегка дёрнул левым веком, полагая, что пошлый знак вряд ли будет примечен. Однако Ниночка увидела подмигивание и приняла этот жест, расценив по-своему. Верхушки ушек падающей в бездну порока женщины тут же полыхнули. Затем она густо покраснела, несколько сжалась и низко опустила аккуратную головку.

Снеговской почувствовал прилив азарта и ухмыльнулся про себя вслед охватившей тело истоме. Но решение сегодня остаться нейтральным к Ниночке не изменил и оставил вечер за собою. Он и от гульбища-то совершенно отстранился. Его занимал прерванный разговор на лестничной площадке. Собственно не сам разговор, а упоминание о застрелившемся офицере. Потому в самый ближайший вразумительный тост он выпил полстакана разбавленного спирта и, воспользовавшись суматохой, по-английски удалился.

 Когда Снеговской вышел из подъезда Неекиных, стояла глубокая ночь. Было довольно ветрено и сыро. Вдалеке пыжилась одинокая лампочка, сил которой хватало лишь на мерцающее желтое пятно. Он поежился и осмотрелся, будто кого выискивал. Этой наработанной годами привычке он не изменял. И не зря. Неподалеку, на углу соседнего дома маячила согнутая в дугу серая фигура.

– Так и есть, особистам покоя нет. Кому-то выпало веселиться, а им, бедолагам, только лишние хлопоты от этого,  – промелькнуло и далее потащило капитана на размышления.

– И что за люди такие? Песья порода. Все вынюхивают, выискивают. За каждой фразой, проступком охотятся. Мерзнут, как собаки, выжидая чьей-то оплошности, неаккуратного словца, неблаговидного деяния. В благонадежности и преданности офицерья сомневаются. И ладно бы на пользу Родине шло. А то так. Самолет в Японию угнали, секреты продаются за кордон, агентуру ловят, предателей меньше не становится. Ладно, дорогой товарищ невидимого фронта, ты выжидай тут подходящий материал, воюй свою баталию, а мне пора на боковую, – и скорой походкой он растворился в потемках.

Заснуть сразу не получилось. Сначала явился образ Ниночки и затеялся мысленный диалог. Затем отчего-то в памяти всплыл далекий и размытый девичий абрис, который чуть позже укрыла дымка. Еще немного погодя мысли занял расставшийся с жизнью майор. Грезы, довольно помучив Снеговского, наконец, отступили, и он провалился в глубокий сон.

 С рассвета объявили в части тревогу. Командир полка имел дурную привычку поиздеваться, прекрасно зная, что офицеры «гуляют». Воспитание прежде всего – такова линия руководящей и направляющей. А для этого нужно выявлять,  собирать, фиксировать. Компромат самый надежный крючок. Вспомнит офицер о карьере, засветят горизонты должностёнкой повыгоднее – ты к командиру. А он откроет сейф и вынет из металлического чрева пухленькую папочку. А в той папочке покоится стопка объяснительных и рапортов. И начинается «разбор полетов». Есть чем искупить грехи: банька, случайная баночка черной икорки, краснокнижный балычок, бесплатный постой командирской семье на берегу Черного моря, а в самом низменном случае и собственная жена – пожалуйте получить одобрение на перевод или повышение. Нет – до свидания и вечный капитан. Вот комполка и выявлял от кого разит спиртным, кто по пьяни осуждал политику партии, кто выказал недовольство начальством.

Об этой привычке «вождя» знали все без исключения. Но очень немногие могли вовремя включать тормоза. Да и как отказаться, когда кровь играет, закуси тьма, растерявшие всякую осторожность бабы под боком, а «пойла» за неделю всем полком не выхлебать? Уже сквозь сон Снеговской услышал топот посыльных, но вставать было лень, и он дождался стука в дверь.

– Да слышу, солдат, слышу, – крикнул он с постели, прекрасно зная, что и тот его отлично слышит, – сейчас приду.