Утром 18 марта на работу вместе со всеми не поехал, поскольку в десять часов ожидал автоколонну с гуманитарным грузом, которая должна была следовать мимо «Компайна». В форму облачаться не стал, дабы лишний раз не нервировать исматовцев, через чьи многочисленные посты на Спинбульдакской трассе предстояло проезжать. Из оружия взял всего лишь один ПМ. И то только для того, чтобы было хоть из чего застрелиться, если судьба распорядится совсем не так, как было спланировано. А чтобы пистолет не был виден, запихал его за пояс брюк под рубашку. Это был самый надежный «тайник», куда я прятал табельное оружие еще до Афгана. Некоторые мои коллеги-опера в том месте не только пистолет – бутылку с водкой умудрялись прятать. Да так, что даже наметанный глаз коменданта УВД Бориса Сомова, бдительно несущего свою «экспроприационную» службу в вестибюле, не мог заприметить никакого криминала.
Колонна подошла с небольшим опозданием. В ее составе были два ЗИЛа, доверху груженных «гуманитаркой», один «уазик», на время позаимствованный вместе с водителем в оперативном батальоне, и царандоевская бээрдээмка. Хаким с ложестиком и еще одним офицером из политотдела расположились в «уазике», а остальные оперативные сотрудники джинаи и несколько царандоевских сарбозов оседлали бээрдээмку. Мне досталось место на кардане «уазика», аккурат между ложестиком и политработником. И на том спасибо. По крайней мере, тела двух этих афганских офицеров смогли бы защитить мои бока и голову от возможных пуль и осколков.
Первую остановку колонна сделала на последнем шуравийском посту, что располагался на трассе к юго-востоку от места расположения 70-й бригады. Измученного вида солдат, стоявший у закрытого шлагбаума, небрежно глянув на пропуск под лобовым стеклом «уазика», не спеша отодвинул оглоблю в сторону. Он даже не поинтересовался, есть ли у нас какие-либо документы, удостоверяющие наши личности и на перевозимый нами груз. Я почему-то подумал, что если он сейчас и спросил бы какой-нибудь документ, то показывать мне все равно было нечего. За девятнадцать месяцев пребывания в Афгане я так и не удосужился их себе справить. Да и зачем они здесь были нужны. Афганцы все равно ничего не понимают в советских ксивах, а советским военнослужащим достаточно было услышать родную речь, и все двери и шлагбаумы передо мной сразу открывались. Даже на территорию охраняемой зоны на «Майдане» я без особого труда проезжал на царандоевской «тойоте» по пропуску на этот автомобиль. Для особливо ретивых блюстителей устава караульной службы у меня была припасена особая заготовка с заковыристым оборотом исконно русского мата, от которого даже самый строгий шурави сразу становился покладистее.
Ну, вот и все. На этом блокпосту контроль ограниченного контингента над дорогой Кандагар – Чаман заканчивался. Впереди, на всем протяжении почти стокилометровой разбитой бетонки, советских постов больше быть не должно. А вот всевозможных блокпостов, постов и каких-то мелких постиков, оккупированных малишами и прочим сбродом из племенных ополчений, было больше чем предостаточно. Пока мы ехали по бетонке, я пытался сосчитать все эти «тормозные» пункты, но, когда цифра перевалила за пару десятков, сбился со счета и бросил это неблагодарное занятие.
Нашу колонну практически никто не останавливал. Правда, пару раз особо ретивые исматовцы пытались было выяснить у Хакима, что за груз мы везем, но он отвечал им на пушту что-то такое, что они сразу теряли к нам интерес. На подъезде к кишлаку Тахтапуль нас остановили хозяева мини-крепости, стены которой были выложены из саманных блоков. На крыше этого импровизированного блокпоста торчала жердина, на которой трепыхался афганский государственный флаг. Сразу видно, что здесь укрепились представители государственной власти. И действительно, нам навстречу вышел царандоевский офицер с погонами капитана. Как и на предыдущих блокпостах, он переговорил с Хакимом, выяснил у него цель нашей поездки и только после этого дал команду открыть шлагбаум, который таковым можно было называть с большой натяжкой. Это была самая обыкновенная пеньковая веревка, натянутая поперек дороги между двумя врытыми в землю кольями. Посреди веревки был прикреплен кусок жестянки, с обеих сторон которой был намалеван «кирпич». Стоявший у одного из кольев пожилой солдат в форме и резиновых калошах на босую ногу снял веревку с кола и, перебирая ее руками, не спеша перешел с ней на другую сторону дороги. Путь открыт, нам можно следовать дальше.