«Совсем как у нас в очередях за водкой, после того как Горбачев с подачи Лигачева ввел в стране полусухой закон», – первое, что пришло мне в голову, глядя на разрастающуюся на глазах очередь. Люди, словно голодные крысы, выползали из всех глинобитных щелей, молча вставая в очередь за халявой. Возможно, им было даже несколько неудобно за свое нищенское житье-бытье, за то, что они вынуждены стоять сейчас за дешевой подачкой от государства, которое принесло в их дома войну. Но они были вынуждены стоять в этой очереди за этой подачкой, в противном случае им и их детям пришлось бы голодать. Ведь не все же в этом Аллахом забытом захолустье были такими крутыми, как хотя бы те бородачи с оружием, продолжавшие стоять вокруг нас. Человек с ружьем мог всегда заработать себе на хлеб насущный. А за счет чего жить простому люду, у кого нет ни оружия, ни плодородной земли? Да и откуда было взяться этой самой плодородной земле, если буквально сразу же за кишлаком начиналась пустыня Регистан, которой не было видно ни конца ни края. А если бы такая земля и была, то ее все равно нечем орошать. Кяризы в этом кишлаке к концу жаркого кандагарского лета полностью истощались. С августа по декабрь не то чтобы помыться или постирать, воды не хватало на приготовление пищи. Вот и вынуждена была единственная на весь кишлак водовозка мотаться за водой в Бульдак или в пакистанский город Чаман, до которого напрямую по полупустыне было рукой подать. Об этой водовозке я потом много интересных историй услышал: и как ее исматовцы хотели реквизировать; и как ее чуть было «духи» из соседнего кишлака не угнали, убив при этом водителя. Каждая такая поездка за водой зачастую напоминала небольшую войсковую операцию, со всеми вытекающими последствиями. Приходилось даже давать вооруженное сопровождение, дабы не остаться без последней надежды на жизнь. Одним словом – мрак кромешный…
А тем временем раздача «гуманитарки» шла полным ходом. Около грузовика образовалась небольшая куча мала. Каждый житель кишлака пытался первым просунуть царандоевцам принесенную с собой емкость. Шум, гам, бегающие вокруг бачата. Обычное явление в таких случаях.
Именно в этот момент ко мне подошел Хаким вместе с тем самым стариком. Показав на меня рукой, Хаким представил меня старику и тот, быстро-быстро кивая головой, изобразил на лице подобие улыбки.
– Рафик мушавер, Мамад-хан находится в кишлаке и готов встретить нас. Но у меня есть предложение. Мы в кишлак не пойдем, а за то время, пока раздают продукты населению, прямо здесь установим юрту, а уж потом пригласим в нее на переговоры Мамад-хана.
В тот момент я не знал, правильно ли поступает Хаким, не обидит ли он такими действиями уважаемого Мамадхана. Свои сомнения я озвучил Хакиму и попросил его переговорить насчет этого со стариком. Но, как выяснилось, Хаким этот вопрос уже согласовал со стариком и дело было за малым – собрать хотя бы одну юрту.
Никто из царандоевцев этим делом ни разу не занимался, и поэтому было решено обратиться за помощью к местному населению.
Однако не тут-то было. Из тех людей, что стояли вокруг нас, никто и понятия не имел, как это делается. Я даже подивился тому, что вечно кочующие люди разучились собирать юрты. Ведь юрта – естественное жилище кочевников, а афганцы в большинстве своем кочевники, и не знать элементарных вещей, которыми занимались их предки, это ли не позор. Так и сказал Хакиму, что мне стыдно за афганцев, которые не умеют делать то, чем всю жизнь занимались их отцы и деды. А посему будем собирать юрту сами. Глядишь, по ходу делу и разберемся, что к чему. В детстве и не такие конструкторы приходилось собирать.