Второй после Солнца. Часть вторая

У неприметного одноэтажного зданьица горбун остановился, огляделся и, не заметив ничего подозрительного, постучал в окно. Его впустили внутрь.

Подползя к зданьицу, Павел отряхнулся и повторил манёвр горбуна. Ему тоже открыли, но внутрь не впустили.

– Зомбин? – спросили его из-за приоткрытой двери.

– А то кто же? – нарочито замысловато, чтобы не опускаться до лжи, ответил Павел.

– А чой-то морда у тебя больно правильная, – недоверчиво произнёс Зомбин; сам он со своим будто кувалдой по бетону тёсанным лицом походил на Павла, как чёрт походит на ладан.

– Не повезло мне с мордой, – признался Павел. – Но я исправлюсь, – пообещал он.

Вероятно, даже Аркаша на его месте не сумел бы ответить удачнее.

– Тогда проходи, – сказал враз подобревший Зомбин, пропуская его в комнату, где сидело ещё человек двадцать Зомбинов.

По нескольким выхваченным из их болтовни фразам Павел понял, что говорили о нём. Очевидно, где-то в аппарате Партии произошла утечка, и теперь заговорщики обсуждали способы нейтрализации опасного гостя. Времени на расшаркиванья, а тем более на сопливый гуманизм у Павла не оставалось. Вот где пригодились ему его умения, выпестованные годами напряжённейших тренировок!

– Зомбины, вы разоблачены, сдавайтесь! – крикнул Павел страшным, как ему показалось, голосом.

– Это что за хрен? Да это – не Зомбин! – всполошились Зомбины.

– Стоять! – крикнул Павел, разрывая на груди тельняшку.

Над левым соском у него был вытатуирован профиль Сталина, а над правым, как и полагается – профиль Ленина.

Зомбины отпрянули, но было поздно. Павлова грудь подействовала на них ошеломляюще эффективно: пожухлые и сморщенные, как вампиры пред солнечным ликом, они валились на пол, где беспомощно сучили ножонками.

Павел возликовал было: его тайное оружие действовало на ренегатов практически безотказно, но тут заметил, что горбуна среди них нет: он успел вовремя отвернуться.

Горбун был уже на улице. Он не пытался больше убежать от Павла, но пятился с закрытыми глазами к зданию, ещё более неприметному, чем первое. Моментально оценив ситуацию, Павел отшвырнул горбуна прочь и застукал тёпленькими ещё пару десятков заговорщиков.

В этот день его улов достиг нескольких сотен особей – в его сети попало практически всё не вымершее до сей поры от бездуховности и беспартийности население города. Арестованные были препровождены друг другом в Дворец культуры химика-нефтетрейдера, частично приспособленный ими ранее под склад с оружием – там Павел и решил устроить показательный судебный процесс.

До позднего вечера по указанию Павла Зомбины сдвигали ряды кресел в актовом зале и варили себе клетку, в которой и расположились на ночь.

Павел, заштопав наскоро свою тельняшку, провёл ночь рядом с ними на коврике, по другую сторону клетки.

Лишь горбун в суматохе сумел улизнуть, но к утру раскаялся в содеянном и, не найдя иудина дерева22, на котором ему полагалось бы удавиться, присоединился к задержанным и больше уже не выделывался.

Третий круг определённо отличался от первых двух: он был то ли больше их, то ли меньше, то ли круглее, то ли загогулистее – я так и не успел разобрать, ибо увидел свою королеву с белёсыми ногами в зелёных жилках. Я тут же пал ниц пред её державным ликом, но был поднят ласковым касанием маленькой ручки.

– Я помню тебя, – сказала она. – Ты так хорошо кричал и радовался тогда, ты так любил меня, как только и должно любить свою королеву.

– Я снова могу и кгикнуть, и погадоваться, и полюбить. Ну что, кгикнуть? Или погадоваться? Или полюбить? – спросил я, пытаясь поймать её взгляд; мне хотелось, чтобы она выбрала последнее.

– Ну полно, полно, – произнесла она, умело укрощая мои разбушевавшиеся страсти. – Так ты попал сюда из-за меня?

– Да! – крикнул я, и сам себе поверил. – Впгочем, нет. Я хотел застолбить себе более или менее пгиличное местечко недалеко от центга. Да так, чтоб зелень гядом была и гоза ветгов хогошая! И это было бы именно то место, где б успокоился бедный цуцундг на стагости лет.