Второй после Солнца. Часть вторая

– Даёшь восстание! – кричали они. – Эй вы, которые сверху, вы там не устали о нас заботиться?! А давайте меняться: вы – к нам, а мы – к вам!

Моя королева исчезла; я не мог более защищать её, но она наверняка имела возможность наблюдать за мной со стороны, из укрытия, и гордиться моим поведением – поведением лидера, освободителя.

Помня об этом, я смело преградил дорогу одному из восставших. Был он сер и прозрачен. Прекрасное каплевидной формы лицо его было искажено неприязнью либо страданием.

Что-то ещё – восхищение? – промелькнуло на лике его, когда он взглянул на меня – своего вождя, преградившего ему путь наверх, и ударил он меня в левую щёку. И снова я подставил ему левую щёку, но ударил он меня в правую.

– Пошто не отвечаешь ударом на удар, славный человек? Же ответствуй мне. Ударь меня ну, отрок божий, – предложил он и потянулся к моим рукам всем своим нежным прозрачным телом.

«Если он просит – я не вправе отказать ему», – решил я.

И я слегка толкнул его в грудь.

– Меня опять убили! Да отомстите же за меня, кто-нибудь! – прохрипел он.

И он упал и снова умер – в мученьях, вызванных моим толчком.

– Да это ж он, из пророчества – посмотрите! – закричали его серо-гнилушечные друзья, сгрудившись вокруг нас. – Поглядите на этот шнобель и эту проплешину!

И, забыв про своё восстание, они с удовольствием хлестали меня по щекам, а я не успевал им их вовремя подставлять.

И взмолился я, проявив недостойное лидера малодушие:

– Отпустите же меня, бгатия! Больно ведь мне!

Но они глумились над моими словами и моим слабым телом, а я всё равно любил их – неживых, несчастных, неприкаянных. Я любил их больше себя, всей своей чистой незапятнанной душой, что таилась под курчавой проплешиной, и если страдания моей плоти шли им на пользу – что ж, пускай, лишь бы им было хорошо и приятно.

– Контракт подписывал, сударь? Пора отрабатывать свою клизму! –приземлила меня незаметно подкравшаяся королева; она профессионально лягнула меня в бок и на всякий случай потрясла перед моим носом ксерокопией злополучного контракта.

Эти нудные Зомбины вошли как раз в тот момент, когда Павел готовился совершить прыжок из царства девственности в альфа-демократию маскулинности.

– Аркаша, что он с вами сделал? – закричали Зомбины.

– Что, что – глаза разуйте! – недовольно ответил Псевдоаркаша, оборачиваясь; штанишки его были уже приспущены, а автомат лежал слишком уж далеко.

– Нет! Нет! Нет! – трижды крикнули Зомбины; после каждого крика волосы их с хрустом и треском вставали дыбом, проламывая коросту из смеси сала и перхоти.

– Это – не Аркаша! Говорю вам ещё раз! – отчаянно завопил зависший на перепутье Павел; штанишки которого тоже были уже приспущены. – Аркаша может всё! Но этого он не может!

– Экая ты, однако, неблагодарная личность, – тяжело вздохнув, молвил Псевдоаркаша. – Да, хватайте меня, вяжите меня – я вовсе не ваш сраный Аркашка, да буду я ещё перед вами, говнюками, оправдываться!

И тут же был и схвачен, и связан.