Второй после Солнца

«Подстава? – думаю я. – Витюшин суперагент?»

– Не надо штанов, – на безупречном японском отвечаю я, – штаны у меня уже есть.

Старуха понимающе смотрит на меня, крестится, но отстаёт.

О. Валентина Аркаша встретил светлой и ясной улыбкой, как и подобает встречать практически святого. О. Валентин ответил ему такой же светлой и ясной улыбкой: он ещё не знал, что снова обречён Историей биться с Павлом.

– Ну давай, святоша, – предложил Аркаша, потушив улыбку, – учёною беседой развей мою печаль – ты это умеешь.

– О чём печаль твоя, сыне человеческий? – задушевно спросил о. Валентин.

Был он широк лицом, бородою и душой и могуч духом и телом.

– Душа моя просится вон, наружу! – провоцировал святого Аркаша. – Давай же, начинай копаться в этой изменнице, подобной гнойной загнивающей ране! Тебе ведь неведома анестезия, ты, пёс Господень, тыкаешь свой щуп наугад и по степени моих корчей определяешь, интересен ли тебе этот уголок меня. А уголков у меня немало: душа моя, конечно, не столь широка, как твоя, но всё ж изрядна.

– Что ж, и потыкаю, – сказал о. Валентин, воодушевляясь ввиду такого богоугодного дела. – Где моя кочерга? Раскалена ли она докрасна?

Аркаша понял, что боец достаточно разогрет для схватки.

– Пошли. А помогать тебе будет ещё один известный богослов – Павел Волгин! – торжественно провозгласил коварный Аркаша, распахивая дверь в гостиную.

– Итак, кочерга против шашки, – резюмировал о. Валентин, натужно улыбнувшись при виде Павла.

– Гражданиний, – обратился Аркаша к Павлу, – и гражданинус! – обратился он к о. Валентину. – Кэтч, сходитесь.

Они сошлись. «Моча и пиво, хвост и грива не столь различны меж собой!» – с упоением думал Аркаша.

– Страшно далеки вы от народа! – первым ударил Павел – ударил наотмашь.

О. Валентин зашатался, но устоял. Острижен по последней моде, как денди солнцевский одет, был он непрост, как неправда.

– Вот люблю коммунистов, – парировал о. Валентин. – За что люблю их? За правду.

– Не люблю попов, – Павел продолжил атаку. – Не люблю за ложь, за елей, за обман трудового народа, за обслуживание интересов правящих классов.

– И опять прямо в точку, что есть – то есть, – сокрушённо покачал головой о. Валентин, – И ещё симония87, непотизм88…

– А я вот уважаю церковь, – вставил свое веское слово Аркаша, решивший немного подыграть Павлу, ранее неоднократно битому о. Валентином, – особенно нашу церковь. Действительно, основная общественно-полезная функция церкви в нашей стране – обслуживание интересов Государства путём освящения тех его действий, которые без такого освящения могли бы показаться сомнительными – и что же в этом плохого?

– То есть, любых его извращений? – попытался уточнить Павел.

– Тебя учить – только портить, видишь, ты сам всё знаешь лучше меня. С извращениями или без них, но отношения между партнёрами вполне современные, рыночные, они строятся на основе долгосрочных соглашений – и это очень прогрессивно, это – образец для всех прочих, пока отстающих церквей! Каким видится мне подобное соглашение? Да очень простым, состоящим всего из двух статей. В статье первой должно говориться о том, что Высокая договаривающаяся сторона, Церковь, обязуется прикрывать сверху (с неба) любое действие, любую политику, кроме откровенно антицерковной, Высокой договаривающейся стороны, Государства.

– То есть, Государство заказывает Церкви услугу: благословение своей политики, прикрытие этой политики сверху, с неба, – на лету схватывал политэкономически подкованный Павел; он уже видел новую главу в своём бомбе подобном труде. – И чем же оно ей платит за это?

– Об этом – в статье второй. В статье второй должно говориться о том, что Государство обязуется обеспечить Церкви условия, особо благоприятные для её функционирования вообще и для её бизнеса в частности. Итак, в нашу рациональную эпоху всё просто: Государство – это политическая крыша Церкви, Церковь – это божественная крыша Государства. Но я отвлёк вас, извиняюсь, продолжайте.

– Итак, – резюмировал Павел, – Волк договорился с Медведем о разделе леса. Контракт подписан кровью народной и скреплён его же настрадавшейся плотью.

Пока Аркаша с Павлом в две глотки охаивали его работодателя, о. Валентин принимал их удары молча, с достоинством раннего христианина-мученика.

Вдохновлённый же мощной поддержкой Аркаши, Павел продолжил обличения с развития самокритичной реплики о. Валентина:

– Да, деспотизм, сен-симония, добавлю к ним ещё продажность, лицемерие!

– Увы, так было, так есть, и так будет, ибо слаб человек духом и телом. И я слаб, каюсь. Ударь меня за это хошь по этой щеке, хошь по этой. Не хочешь? Тогда я сам это сделаю, – и о. Валентин, морщась, выдрал волосок из своей бородищи, которая в иных условиях вполне могла бы быть сочтена ваххабитской.

Аркаша даже заёрзал от удовольствия.