Второй сборник Центрифуги

С. П. Б.

БОЖИДАР. Бубен. Первый сборник стихов. (Изд. 1-ое) К-во «Лирень». Москва, 1914. Стр. 2 (нен.) + 12 + 2 (нен.) Ц. 50 коп.

Автор этой маленькой брошюрки, почти мальчик только что еще с гимназической скамьи – недавно скончался[39]. Знавши его лично, мы позволим себе предложить читателям здесь не обычную критику «первой книги», а попробуем указать на то какие очень существенные надежды похоронили мы с молодым поэтом. – В «Бубне» очень немного стихотворений (восемь), кроме них в печати было только одно стихотворение Божидара[40] – такое количество совершенно не позволяет судить о том – поэт ли их создатель. Но нам пришлось видеть достаточно стихов Божидара в рукописях и, хотя все они страдали довольно обычным для начинающого худосочием, нам довелось в них заметить энергичную волю, крепкую хватку на слово, очень тонкое понимание технических задач современного стихотворства, И внимательный читатель, конечно, заметит эти особенности и в стихах «Бубна», особливо в первых двух, открывающих книгу, – «Бодрость» и «Пресс-папье». Во втором из этих стихотворений поэт дня изложения и описания своего душевного состояния воспользовался прекрасным образом Т. Гофмана, образом студента Ансельма, заключенного в стекло. Эта тяга к исключительным по силе, остроте, неожиданности образам, подобным образу Гофмана была характерной для Божидара. Его жажду открытия искусства в мире не удовлетворяли обычайные образы, сплошь покоящиеся на антропоморфизации примитивно (условно и нарочито) воспринятого мира. Эта черта его интеллекта направляла всю его работу. Так, и работая над теорией стихосложения, он искал исключительных положений в исследуемых стихах, справедливо полагая, что лишь умело подобранные «исключения из правил» старого могут заложить фундамент для создания нового канона. – Эти исследования его были чрезвычайно интересны. Особенно мы были увлечены его любопытнейшим методом исследования внутренних рифм – области, представляющей теперь совершенную terra incognita. Божидар (псевдоним Б. П. Гордеева), отмечая в сетке на бумаге места расположений рифм по стопам, соединял указующия точки прямыми линиями, получал углы, и вычисляя тригонометрические их символы, получал простой и удобный матерьял для сличения отдельных внутренних рифм или их рисунков у целого поэта, у двух разных поэтов. – Также интересны были его исследования «словесных тем» поэтов: он был на дороге к созданию поэтического контрапункта. Таким образом он исследовал, с важными результатами, симфонии Андрея Белого. – Много интересного им было собрано по теории пауз и триолей[41]. И в «Бубне» он впервые (если не считать малозначущей попытки Вяч. Иванова в «Сог Ardens», заимствованной в свою очередь у Вольфрама фон Эшенбаха) указывает в своих строках паузы и триоли. – Стихи его были мало замечательны по внутреннему своему существу, но нет никаких сомнений, что с такими знаниями, стремлениями и любовью к поэзии Божидар достиг бы очень многого[42].

Сергей Бобров.

Книжные новости

– Кому могут понадобиться перепечатки стихотворных экзерциссов из старых №№ «Аполлона», и прочих чрезвычайно интересных органов? Такой (весьма естественный) вопрос возникнет у каждого, взявшого в руки толстейшую (читай: почтеннейшую) книгу г. Бородаевского. «На лоне родимой земли»[43], выпущенную к-вом «Мусагет», – В. Иванов, сочиняя свое предисловие к первой книге г. Бородаевского, витиевато вспоминал Шарля Боделэра, который – по мнению г. Иванова, писал почти так же талантлив, как г. Бородаевский. Исключительная пустота, «стихотворений» г. Бородаевского, давала, конечно, повод читателю заподозрить влияние кого угодно-Гете или Чулкова, Мунштейна или Иванова. – Вторая книга г. Бородаевского нам позволяет уже определенно говорить о весомости этого поэта. – В книжке зачем то перепечатаны стихи из старых журналов; – когда это делал Брюсов, это было понятно, у Бородаевского же это явственно напоминает парадный прием у швейцара его превосходительства. Старательно и безнадежно пережеваны в книге этой стихотворцем-Брюсов, Блок, Белый, Сергей Соловьев, Иванов, – робко пытается он подражать Баратынскому и Дельвигу, разъясненным (видите ли…) модернистами. – Не обошлось и без мистики. Между прочим, какой это утонченный прием – взять стихотворение Брюсова «Астарта», переменить слово «Астарта» на «София» и пустить этот антрекот за гимн Софии Премудрости Божией![44]. Единственное, что не вызывает эпилептической зевоты в этой книге – ея обложка, – деревянная гравюра г. В. А. Фаворского скомпанованная с тонким пониманием своей плоскости[45].